Политическим расчётом объясняется и гомофобное законодательство тоталитарных государств ХХ столетия. Печально знаменитая уголовная статья, осуждающая взрослых партнёров, вступивших в связь по обоюдному согласию, сама была средством террора. Не случайно её приняли в страшные тридцатые годы прошлого века. Сталин и Гитлер, организаторы тотального террора, были кровно заинтересованы в том, чтобы поставить часть общества в положение преступников-“мужеложцев”. Надо признать, шантаж удавался сполна.
Характерна стенограмма доклада наркома юстиции Николая Крыленко о необходимости уголовного преследования за мужеложство:
“Пускай в каждом конкретном случае врач решает, кто перед судом – больной или нет, но если перед судом человек, в отношении которого у нас нет никаких оснований полагать, что он болен, а он всё же пускается на такие вещи, мы говорим: "В нашей среде, господин хороший, тебе не место. В нашей среде, среде трудящихся, которые стоят на точке зрения нормальных отношений между полами, которые строят своё общество на здоровых принципах, нам господчиков этого рода не надо".
Кто же главным образом является нашей клиентурой по таким делам? Трудящиеся? Нет! Деклассированная шпана. (Весёлое оживление в зале, смех). Деклассированная шпана либо из отбросов общества, либо из остатков эксплуататорских классов. (Аплодисменты). Им некуда податься. (Смех). Вот они и занимаются …педерастией! (Смех).
Вместе с ними под этим предлогом в тайных поганых притончиках и притонах часто происходит и другая работа – контрреволюционная .
Вот почему этих дезорганизаторов наших новых общественных отношений, которые мы хотим создать среди людей, среди мужчин и женщин, среди трудящихся, этих господ мы отдаём под суд и устанавливаем до 5 лет лишения свободы”.
Так миф о преступности однополого влечения ядовитым цветом расцвёл на советской почве. С его помощью обществу привили крайнее предубеждение против сексуального инакомыслия. О том, что оно – наследие тоталитарного прошлого и Гулага, свидетельствует и тот факт, что гомофобная терминология в русском языке прочно спаянна с уголовным жаргоном.
Экскурс в историю необходимо дополнить упоминанием о двух важных обстоятельствах, отчасти противоречащих друг другу.
Следует признать, что зверские пытки, придуманные для подавления однополого влечения, так и не превратили ацтеков в образцово-гетеросексуальный народ. У древних евреев кара за гомосексуальность была хоть и не такой изощрённой, но не менее суровой, чем у индейских гомофобов. Библия предписывала забивать обоих партнёров камнями. Но и такими мерами не удавалось искоренить этот “грех”. Недаром же пророкам приходилось бичевать его вновь и вновь. Борьба с ним в любую эпоху и в любом месте земного шара оказывалась напрасной. Самая лютая казнь не удерживала людей от однополого влечения, хотя и делала его скрытным.
Но, с другой стороны, даже в обществе, максимально терпимом к гомосексуальности, всегда преобладают люди, настроенные к ней критически.
Эту двойственность удобнее всего проследить на примере Греции. В древней Элладе, как известно, гомосексуальная активность мужчин почти не уступала гетеросексуальной. У греков была особая концепция воспитания молодого поколения. Согласно ей зрелый мужчина должен был опекать кого-то из юношей и быть его любовником. По этому принципу строились, например, армии городов-государств Спарты и Фив. Там из любовных пар (старший и младший) создавались воинские подразделения. Отсюда понятны славословия гомосексуально ориентированного Платона в адрес однополой любви: “Я утверждаю, что если возлюбленный совершит какой-нибудь недостойный поступок или по трусости спустит обидчику, он меньше страдает, если уличит его в этом кто угодно, только не его молодой любимец. <...> Избегая всего постыдного и соревнуясь друг с другом, сражаясь вместе, такие люди даже и в малом числе могут побеждать любого противника: ведь покинуть строй или бросить оружие влюблённому легче при ком угодно, чем при любимом, и нередко он предпочитает смерть такому позору” (Платон, 1965).
В последние десятилетия терпимость к однополым связям стала в Греции вновь настолько очевидной, что бросается в глаза туристам. В журнале “Арго” В. Сафронов пишет (1996): “Отношение греков к гомосексуальности хорошо выразил один местный житель – очень умный и много повидавший в жизни человек: "Если ты спросишь парня независимо от того, гей он или нет: "Ты не голубой?", он почти наверняка ответит: "Нет!". Если ты ему же предложишь провести вместе ночь, очень вероятно, что он согласится". Проявлять гомосексуальность на людях не принято, быть с парнем в постели – вполне возможно. И ещё: быть активным можно с любым, быть пассивным лучше всего с близким человеком и по большому секрету”.
Кое-что на эту тему рассказывают пациенты. Одного из них, Андрея по прозвищу “Рембо” однажды “снял” дирижёр симфонического оркестра, приглашённый из Греции. После концерта они отправились в его гостиничный номер. Юношу поразила метаморфоза, произошедшая на его глазах. Из грубого диктатора и “гиперролевого самца”, каким казался грек, он вдруг превратился в любовника, нежного и чуткого в обеих ролях, активной и пассивной.
– А вот его фотография, – сказал Андрей, протягивая изображение мужчины 33–35 лет, похожего, скорее, на боксёра среднего веса, чем на человека от искусства. Лысоватая, как у Цезаря, голова, умные серые глаза, волосатая грудь в вороте рубахи – ничто не выдавало в нём его гомосексуальности. На обороте снимка было несколько английских фраз, посвящённых юному русскому любовнику, и пара стихотворных строк на новогреческом.
Казалось бы, подобные факты позволяют утверждать, что грекам свойственна особая склонность к однополой любви. Но даже в античной культуре наблюдалось насмешливое, а порой и враждебное отношение к геям, в особенности к пассивным партнёрам. Такова, например, зарисовка Лукиана:
“ – Вот он, сам Евкрат, человек почтенного возраста, – лежит под собственным рабом.
– Великий Зевс! Что я вижу! С чёрного хода! Какое нечеловеческое сластолюбие и разврат!”
Позорной считалась неспособность мужчины к гетеросексуальной активности. Характерна забавная перебранка двух молодых любовников в романе римлянина Петрония Арбитра “Сатирикон”. Один называет другого “женоподобной шкурой”. Второй уличает своего любовника в том, что тот не вступал в контакт “с порядочной женщиной, даже в те времена, когда ты был ещё способен к этому!”
Словом, не стоит так уж безоговорочно принимать уверения гомосексуальных авторов, о том, что однополые любовники полностью равноправны как в сексе, так и в оценке окружающих, какую бы роль в половом акте они не предпочитали. Уже в античную эпоху отчётливо наблюдалась дихотомия (с греческого – “деление целого на две части”) по отношению к активным и пассивным партнёрам. У греков царила бинарная гендерная система: признавались только две роли – мужская и женская. Всё, что не вписывалось в эту схему, порицалось. Партнёр, выполнявший в однополом сексе активную роль, расценивался как эталон мужественности. Пассивный же, если он вышел из подросткового возраста, напротив, считался неполноценным, даже извращённым человеком.
Социальные причины, вызвавшие появление подобной дихотомии в истории человечества, становятся понятными из анализа древней мифологии. Так, мифы об андрогинах уточняли роль обоих полов в деторождении. В их основе лежит историческое открытие: люди выяснили, что у ребёнка есть не только мать, но и отец. То, что сейчас известно даже детям, долго оставалось тайной для человечества. Роль материнства была очевидной всегда, но то, что зачатие – результат полового акта и попадания спермы в половые пути женщины, стало известно лишь в ходе наблюдений над одомашненными животными. Это случилось в эпоху перехода от собирательства к скотоводству и земледелию. То была переломная эра в истории, когда власть перешла от женщин к мужчинам. С победой патриархата дети, которых прежде учитывали по материнской линии, стали причисляться к родне отца, получив при этом право наследовать отцовское имущество.