Любая форма би- и гомосексуальности требует детального анализа для выбора адекватной тактики полового поведения, максимально соответствующей характеру личности, типу половой конституции, сексуальным и эмоциональным предпочтениям, а также социальным установкам пациента. Со временем к сексологу будут обращаться все однополые пары, не дожидаясь невротического срыва и разрыва любовных отношений. Может быть, это сделает гомосексуальные связи, такие нестандартные и хрупкие, более счастливыми и стабильными, и вместе с тем обезопасит партнёров от заболевания СПИДом и венерическими заболеваниями. Александр Зиненко в своём фильме “Другие” объясняет непрочность гомосексуальных браков бытовыми сложностями и отсутствием детей, скрепляющих обычный брак. Думается, что главное всё-таки в интернализованной гомофобии, этой ржавчине, разъедающей чувства большинства гомосексуалов, обычно неосознанной, часто уживающейся с невротической “гомосексуальной гордостью”, и, тем не менее, неискоренимой. Она-то и нуждается в осознании и преодолении обоими партнёрами, что невозможно без помощи врача, ведь речь идёт о невротическом развитии, уходящем своими корнями в детство.
Сексолог часто сталкивается со сложным переплетением расстройств, связанных с органическим поражением головного мозга и невротическим развитием пациента. В этих случаях применяются специальные препараты, психотерапия, тренировка тех или иных поведенческих навыков, осуществляется многолетнее наблюдение за больным. Иллюстрацией может служить, например, история болезни Максима, подробно обсуждавшаяся в первой главе. Она же продемонстрировала нецелесообразность и невозможность любых попыток сексуальной переориентации, если речь идёт о пациентах, подобных Максиму и его другу Леониду. Разумеется, всякое может случиться, но с большинством пациентов вопрос об этом не встаёт. Работы хватает и без того, слишком уж отягощены гомосексуалы невротическими расстройствами.
Словом, вопросы психотерапевтической коррекции лиц, практикующих гомосексуальную активность, решаются строго индивидуально. Одни пациенты готовы и способны с помощью врача расширить диапазон полового влечения, оставаясь при этом гомосексуалами. Другие к подобному предложению относятся враждебно, так что навязывать им его бессмысленно и незаконно. Наконец, есть пациенты с гомосексуальностью невротического происхождения, вызванной блокадой гетеросексуального потенциала их полового влечения. Способность к половой жизни с представителями противоположного пола, обретённая в ходе лечения, вовсе не означает смены их сексуальной ориентации; просто всё стало на своё место.
Порой при коррекции гомосексуальности из триады – врач, сознание пациента и его подсознание – последнее слово остаётся за бессознательным.
Сделайте меня “натуралом”!
Клинический пример.
Н. появился в сексологическом кабинете в возрасте 35 лет; худой, длинный, сутулый, затравленный и измученный.
– Может ли сексология избавить меня от влечения к подросткам и от гомосексуальности?
– Сексология не обещает, но попробует. А вы сами действительно этого хотите?
В ответ Н. обречённо махнул рукой. Что означал этот жест, врачу было хорошо известно. Ведь до Н. в кабинете побывали его младший брат, преуспевающий инженер-ядерщик, отец и даже бывшая жена, врач-педиатр.
В детстве и молодости у Н. не замечали никаких половых отклонений. Он рос болезненным мальчиком, много времени проводил дома без товарищей. Учился в школе и в институте средне. Работая следователем после окончания юрфака, он проявил незаурядные способности, быстро продвинулся по службе, женился, получил ведомственную квартиру, обзавёлся дочерью.
Благополучие рухнуло в одночасье, когда выяснилось, что Н. принуждает подростков, находящихся под следствием, вступать с ним в половую связь. Суд, развод с женой, потеря квартиры – всё сразу обрушилось на него.
Чтобы напоследок воспользоваться профессиональными способностями Н., отбывание срока в колонии ему заменили пребыванием в тюрьме. Его подсаживали в качестве осведомителя в камеру к заключённым, скрывавшим секреты, за которыми охотилось следствие. Н. справлялся со своими заданиями блестяще, но так было не всегда. Пару раз начальство горько пожалело, что связалось с ним. Дело в том, что Н., влюбляясь в своих сокамерников, не только не “раскалывал” их, но инструктировал как вести себя в ходе следствия и во время суда.
Выйдя на свободу, Н. начал новую жизнь, причём по контрасту с первой профессией, остановил свой выбор на бухгалтерии. На первых порах ему помогали родственники, но вскоре он и сам твёрдо встал на ноги. Секреты нового мастерства были освоены им так быстро и уверенно, что все вокруг заговорили о его блистательной карьере финансиста. Как назло, тут подоспела очередная “любовь” сразу к двум подросткам, братьям 17 и 15 лет. Чтобы упрочить свою близость с ними, Н. даже женился на их матери, женщине намного старше его.
Главным объектом влечения был 17-летний парень, возбудимый психопат, гроза окрестных улиц, имевший несколько приводов в милицию. Особые муки выпали на долю девушки, которую тот избрал объектом своей “любви”. Хулиган не давал ей проходу, грубо дерзил её родителям и избивал всех молодых людей, которых считал своими соперниками.
Гетеросексуальная ориентация не мешала обоим братьям поддерживать с Н. интенсивную заместительную гомосексуальную связь. Мать ничего не желала знать о взаимоотношениях мужчин в семье. Новый муж разрешил её денежные проблемы, одел и обул обоих сыновей, а старшему из них даже купил мотоцикл! Главное же – он укротил бешеный нрав её отпрыска, что до тех пор никому не удавалось. Чего же ей было желать ещё?
Разумеется, семейная идиллия с психопатом не могла продолжаться долго. Уже сам по себе тот факт, что Н. около года был лидером в семье, вызывает уважение к его незаурядному педагогическому дарованию. Но, в конце концов, конфликт разразился и громогласные скандалы стали повседневностью. К вышедшему из-под контроля старшему брату присоединился младший, и оба они заявили отчиму:
– Если ты и дальше попытаешься командовать нами, мы подадим жалобу в милицию на твои педерастические приставания к нам!
Время от времени они утверждали, что их заявлению уже дан ход, и что Н. со дня на день ожидает арест. Шантаж, затеянный братьями, возможно, был рассчитан лишь на испуг их старшего партнёра, и всё же новый срок заключения стал для Н. достаточно реальной перспективой. Мать обоих бунтарей, напуганная скандалами, поспешила за советом и помощью к родичам мужа. Те заставили Н. обратиться к сексологу.
Согласно научной парадигме середины ХХ века, гомосексуальность считалась болезнью, которую надлежало лечить (с чем явно не вязалась уголовная ответственность за мужеложство, предусмотренная 121 статьёй Уголовного кодекса). Я всегда скептически относился к подобной постановке вопроса. Что же касается лечения Н., то оно представлялось мне делом и вовсе безнадёжным. Однако и отказать Н. в лечебной помощи, значило бы поступиться врачебным долгом: у него сложилась тяжёлая психотравмирующая ситуация.
Н. получал психотерапевтическое и медикаментозное лечение, и, надо сознаться, в его терапии применялся и апоморфин. Этот препарат вызывает возбуждение гипоталамического рвотного центра. Таков один из видов аверсивной (от латинского “aversio” – “отвращение”) терапии. Подобным способом, например, лечили алкогольную зависимость. Алкоголику сначала вводили апоморфин, а затем предлагали выпивку. Повторное совпадение этих двух событий – тошноты и рвоты, вызванных действием препарата, и приёма алкоголя – накрепко связывалось в памяти пациента, так что вид, запах и вкус спиртного начинал потом вызывать отвращение и рвотный рефлекс и без подкрепления апоморфином. Поскольку алкоголизм не побеждён и поныне, приходится признать, что описанная методика отнюдь не всесильна.