— А, Сюзан, ранняя пташка, вы уже здесь!
— Да, мэтр. Что я буду делать, когда закончу это?
— Подождите, дайте посмотреть на вас — вы бледны!
Он схватил ее за плечи и повернул лицом к окну.
— Я чувствую себя вполне хорошо.
— Вы ничего не едите. Не развлекаетесь. Вечером вам надо пойти с другими студентами и хорошенько повеселиться. Вы ходите домой — что вы делаете дома?
Она улыбнулась и не ответила.
— Вы случайно не влюблены? — спросил он.
Она решительно покачала головой. Влюблена!
Эти французы не в состоянии думать ни о чем другом.
— Нет, нет, вы не смеете влюбиться, Сюзан. Это жуткое проклятие для работы. Каждому приходится раз влюбиться, чтобы определить, что ничего особенного в этом нет. Вы уже были влюблены?
Она заколебалась, а потом быстро произнесла:
— Да, один раз. — Разве она не была влюблена в Марка?
Он снял руки с ее плеч.
— Ну, за работу! — Он подошел к большой мраморной глыбе и начал размечать ее. Он приступил к новой работе по заказу — статуе Клемансо. Сюзан целыми часами смотрела, как он делает наброски.
Он был недоволен и целую неделю только ходил вокруг огромной мраморной глыбы.
— Человеческое тело — это ничто — просто довесок к пылкой голове, — бормотал он.
Внезапно он закричал:
— Господи, Сюзан! Я совершенно забыл!
— Что случилось? — отозвалась она.
— Который час?
Она посмотрела на часы.
— Скоро десять.
— Ну, значит, этот парень скоро будет здесь! — пожаловался он. — Как будто бы мне не хватает забот с этим старым страшилищем, так извольте радоваться — как раз сегодня должен прийти новый ученик от Барнса — еще один гений, по крайней мере, по словам Барнса. Он прислал мне телеграмму, пожалуйста, тут так и написано: гений! Ко всему этому не может прийти Робер — именно сегодня, когда я вижу, наконец, как должно выглядеть в камне это страшилище, как раз сегодня, когда я хотел, чтобы Робер начал приготовления, он просто должен был порезать себе руку во время какой-то своей глупой забавы! Робер ну никак не мог подождать — именно теперь ему приспичило пораниться из-за какой-то очередной своей глупости, занести в руку инфекцию и повеситься, утопиться, застрелиться, а я теперь в отчаянии. Разве что доверить работу Робера этому новоявленному гению, но боюсь, что он мне развалит страшилище. Страшилище — старое, древнее. Сколько раз я говорил Роберу: «Робер, ты — каменотес, выдающийся каменотес, но скульптором не будешь, слышишь? Оставь инструменты в покое!»
Сюзан часто наблюдала за работой Робера — огромного, смуглого, симпатичного мужчины; ему поручалось снимать первые слои мрамора. Он громко сопел, склоняясь над эскизами, и, шевеля губами, замерял толщину и углы глиняной или гипсовой модели, стоящей перед ним.
— Я бы с этим справилась, — сказала она вслух.
Скульптор в упор посмотрел на нее и пригладил усы над алыми губами.
— Да уж, если бы!
— Дайте мне попробовать! — сказала она и тотчас вспомнила о своих детях. Она быстро сказала, чтобы стыд не успел взять над нею верх: — Заплатите мне столько же, сколько платите Роберу!
Вот она и сказала это. Сюзан застыдилась, но сказанного уже нельзя было вернуть. Робер зарабатывал себе на жизнь как каменотес.
— Деньги, деньги, — заворчал на нее старый скульптор. — Вот в этом все вы, американцы. А что, если вы испортите мне мрамор?
— Я заплачу за него. — Она схватила резец и молоток.
— Нет, нет, — кричал он, отмахиваясь от нее. — Но, впрочем, давайте, — неожиданно согласился он. — Но только я буду в ателье, слышите? Я буду следить за каждым вашим ударом!
Пришло несколько учеников-французов, они принялись за работу, исподтишка наблюдая за происходящим. Сюзан не была с ними хорошо знакома. Иногда кто-нибудь из них приглашал ее поужинать, но она всегда отказывалась.
— У меня нет времени на развлечения, — быстро говорила она и добавляла сдержанно: — Благодарю вас.
Она начала откалывать большой кусок мрамора.
— О, Боже, — застонал старый скульптор, — почему так глубоко?
— Я это четко вижу, — ответила она спокойно. Но она была спокойной только внешне. Внутри нее поднималась горячая волна одержимости. Она видела, как из камня проступает тщедушное согбенное создание с огромной, дикой, но прекрасной головой. Ей надо было быстро продвигаться дальше — эти два больших выступа прочь, левый и правый, но основа должна остаться квадратной. На ней будет размещаться фигура.
Открылись двери, и кто-то вошел. Она обернулась. Она никогда не оборачивалась, когда открывались двери.
«Ах, это вы, мсье?» — услышала она голос мэтра. Теперь ей надо быть осторожнее — здесь из камня должно было выступить плечо. Она не должна забывать о модели. А вот здесь модель неверна — слишком длинная шея, да и плечи должны быть сутулыми. Она обернулась и воскликнула:
— Мэтр, вот тут модель неверна — видите, вот здесь? Плечи должны быть вот такие… — Она снова начала бесстрашно в полную силу отсекать мрамор.
Он подскочил к ней.
— Остановитесь, дайте-ка посмотреть — вы меня просто убиваете!
Он схватил ее за руку и, прежде чем она смогла освободиться, ее взгляд упал на веселые серые, под ровными черными бровями глаза мужчины, глаза невероятно холодные и невероятно красивые. Никогда ранее она их не видела. Сюзан судорожно сжимала в руках инструменты, которые у нее пытался вырвать мэтр.
— Пустите меня, — закричала она. — Я знаю, что делаю. Я вижу вашего Клемансо! У него не было такой шеи. Посмотрите! — Она переложила осторожно резец и молоток в левую руку, взяла карандаш и начала быстро рисовать. — Вот так это должно выглядеть, мэтр, вот так!
— О, нет! — застонал он. — Это мой Клемансо или ваш?
Сюзан посмотрела на него и рассмеялась, потом отложила в сторону молоток и резец.
— Я, конечно же, не каменотес, — сказала она гордо, — я была неправа. Вам придется дождаться Робера.
— Нет, подождите! Боже мой, какая резвость! — бормотал мэтр утомленно. — Подождите, а что, если вы правы?
Сюзан застыла в ожидании. Она знала, что права. Но ей было неважно, права она или нет. Шероховатая поверхность мрамора под резцом, инстинкт ее рук, направляющих инструменты, разжег ее старую, таинственную и дикую страсть. Она хотела творить, она должна создавать собственную вещь, большую вещь.
— Да, вы правы, — сказал внезапно мэтр. — Я уже знаю, как вы его видите. Вам следует продолжить начатую работу.
— Я требовала денег, — сказала она. — Я раздумала, маэстро. Я не хочу денег. Если я буду работать вместо Робера, вы дадите мне мрамор для моей собственной работы?
Ей нужно заполучить мрамор. Она сделает еще мелкие вещички из глины на продажу, но если бы у нее был мрамор! Старый скульптор в упор смотрел на нее.
— Почему вы родились женщиной? — печально молвил он. — Подумать только, меня поучает какая-то женщина! Барнс был прав, когда говорил мне: «Бог стал легкомысленным — разбрасываться таким образом своим даром!..» — Он вздохнул, пожал плечами, потянул себя за ус. — Вы хотите кусок моего мрамора? Хорошо, вы его получите, но при одном условии — больше никаких собственных идей. С этого момента будете руководствоваться моделью. И как только вы снимете дюймовую толщину мрамора, остановитесь, слышите? Иначе вы это завершите согласно своей упрямой натуре. Что за урод — женщина с мозгами! Как я таких женщин ненавижу! И почему Господь послал такой дар женской особи?!