Мур Первобытный, почти всю жизнь продремавший в затылочной доли мозга Мура Цивилизованного, с рычанием встал на дыбы. Но Мур Цивилизованный, боясь, что он все испортит, одел на него намордник.
— Когда мы увидимся? — мрачно спросил он.
— Может быть, в День Штурма Бастилии, — прошептала она. — Liberte, Egalite, Praternite…[19]
— Где?
— Под куполом Нового Версаля, в девять. Если нужно, я устрою тебе приглашение.
— Буду весьма признателен.
(«Она заставляет тебя унижаться!» — злобно вставил Мур Первобытный.)
— Хорошо, в мае ты его получишь.
— А сейчас ты не уделишь мне денек—другой?
Она отрицательно покачала головой. Голубовато-белый локон обжег его щеку.
— Время слишком дорого, — прошептала она с пафосом и вместе с тем иронически, — а дни без Балов — бесконечны. Ты хочешь, чтобы я отдала тебе годы своей жизни.
— Да.
— Ты слишком многого хочешь.
Его подмывало послать ее к черту и уйти, но вместе с тем ему хотелось быть с нею. Ему было двадцать семь, и весь 1999 год он прожил в мечтах о ней.
Два года назад он решил, что пора жениться — его достаток вполне это позволял. Не найдя невесты, которая бы сочетала в себе лучшие черты Афродит и цифровой вычислительной машины, он направил свое честолюбие в другое русло.
Ему удалось получить приглашение на «Новый Год на Орбите». Для этого ему пришлось объездить весь свет, не раз пересекая Международную демаркационную линию, и расстаться с месячным заработком. Но на Балу он встретил Леоту Матильду Мэйсон, Принцессу спящих. Стоило ему увидеть ее наяву — и он напрочь забыл о цифровой машине. Он влюбился. Вернее, позволил себе влюбиться. Во многих отношениях он был старомоден.
Разговор между ними длился ровно девяносто семь секунд. Из них первые двадцать ушли на обмен холодными стандартными фразами Но все же он добился от нее обещания потанцевать с ним на Балу Тысячелетия в Стокгольме
Весь год он сгорал от нетерпения, брата: себя за тс что чересчур поддался ее чарам. И вот теперь он услышал, что ей скучно в самом красивом городе мира, и что она намерена удалиться в свой «бункер» до Дня Штурма Бастилии. Вот когда Мур Первобытный осознал то, что Мур Цивилизованный, возможно, знал уже давно: когда они встретятся снова, Леота будет старше на два дня, а он — на полгода. Для Круга время застыло: «холодный сон» позволил сбыться мечте нарциссов. Но старение так и осталось ценой полнокровной Жизни.
А у Мура не было не малейшего шанса. Легче стокгольмской снежинке сохраниться в Конго, чем ему остаться с Леотой наедине, в стороне от глаз членов «Клуба ледяных гробов». (Лауреат Круга Уэйн Юнгер, похожий на профессионального игрока в гольф, собирающегося преподать урок, зеленому юнцу, уже двигался наперехват.)
— Привет, Леота Пардон, мистер как-вас-там.
Мур Первобытный зарычал и замахнулся дубиной, ко Мур Цивилизованный послушно уступил дерзкому богу Круга самул недосягаемую красавицу в мире.
Леота улыбнулась, Юнгер тоже.
На всем пути до Сан-Франциско, в баре стратокрейссра в году Двухтысячном от Рождества Христова (два—ноль—ноль—ноль), у Мура крутилось в голове: порвалась цепь времен…[20]
Через два дня он принял решение.
Стоя на балконе, похожем на огромный мыльный пузырь, прилипший к стене одной из Ста Башен комплекса Хилтон-Фриско, он спросил себя:
«Та ли это девушка, которую мне хотелось бы взять в жены?»
И ответил, рассеянно глядя на залив и на транспортные капилляры под носками своих туфель:
«Да. Я знаю: меня ждет большое будущее. И я хочу, чтобы в этом будущем у меня была красавица жена. Леота.»
Он дал себе клятву вступить в Круг.
Он понимал, что замыслил подвиг. Чтобы попасть на Олимп, во-первых, требовались деньги. Много денег. Широкие ковры зеленых «Президентов», расстеленные в нужное время и в нужном месте. Во-вторых, необходима была известность. Но инженеров-электриков — талантливых, компетентных, даже вдохновенных — в мире более чем достаточно. Мур знал: добиться признания будет нелегко.
Он с головой ушел в работу и учебу. Бывало, по шестьдесят, а то и по восемьдесят часов в неделю он читал, конструировал, прослушивал записи лекций по предметам, которые прежде были ему не нужны.
В мае он получил приглашение на Бал и долго рассматривал прямоугольник настоящей атласной бумаги с настоящим тиснением. К тому времени он запатентовал девять изобретений, еще три «дозревали». Один патент он продал и теперь вел переговоры с фирмой «Аква Майнинг» насчет своей технологии очистки воды. «Если выдержу такой темп, — решил он, — у меня будут деньги».
А может, и известность. Теперь все целиком зависело от внедрения его технологии и от того, как он распорядится деньгами. Леота скрывалась в страницах формул, в листах эскизов; она сгорала, пока он спал, и спала, пока он сгорал.
В июне он решил отдохнуть.
«Ассистент начальника отдела Мур, — обратился он к своему отражению в зеркале парикмахерской (его похвальное рвение на службе в „отделе герметической укупорки выходных отверстий аппаратуры высокого давления“ обеспечило ему значительное повышение в должности), — не мешало бы тебе получше знать французский и научиться танцевать как следует».
Однако отдых оказался не менее утомительным, чем работе. У него гудели мышцы, когда он летел через Трамплинный Зал молодежной христианской организации Сателлита-3; его движения обрели грацию, после того как он станцевал с сотней роботесс и десятками женщин; он прошел ускоренный, с применением наркотиков, курс обучения французскому по системе Берлица (не более скоростной «церебрально-электростимуляци-онный» метод он не решился, опасаясь пресловутого замедления рефлексов). И хотя он спал на взятой напрокат «говорящей кушетке», твердившей ему по ночам формулы расслабления, в канун Pete[21] он чувствовал себя так, как чувствовал себя после бурной ночи какой-нибудь придворный повеса эпохи Возрождения.
«Интересно, на сколько его хватит?» — думал Мур Первобытный, поглядывая из своей пещеры на Мура Цивилизованного.
За два дня до праздника он покрыл свое тело равномерным загаром и решил, что на этот раз скажет Леоте:
«Я люблю тебя!»
«О, черт! — спохватился он. — Только не это!»
«Скажи, ты могла бы ради меня выйти из Круга?»
«Хо-хо, — мысленно рассмеялся он. — Размечтался!»
«Если я вступлю в Круг, ты будешь со мной?»
«А что?! Пожалуй, ничего лучше не придумаешь».
Третья встреча Мура и Леоты была совершенно непохожа на предыдущие. Никаких прощупываний — охотник готовился решительно шагнуть в заросли. «Вперед! — скомандовал себе Мур. — И не оглядываться!»
На ней было бледно-голубое платье с орхидеей на корсаже. Купол дворца с поющим зодиакальным кругом вращался, бросая на пол и стены ведьмины огни. У Мура возникла неприятная иллюзия, будто цветок растет прямо из левой груди Леоты, этакий экзотический паразит. Он приревновал ее к орхидее — а ревность, он знал, не была свойственна повесам эпохи Ренессанса. И тем не менее…
— Добрый вечер. Как поживает ваш цветок?
— Еле дышит, — ответила она, потягивая зеленый напиток через соломинку. — Но цепляется за жизнь.
— Со страстью, которую я вполне могу понять, — подхватил он, взяв ее за руку. — Ответь мне, королева просопопеи,[22] куда ты держишь путь?
На ее лице промелькнул интерес.
— А вы намного лучше говорите по-французски, Адам… Кадмон? Я иду только вперед. А вы?
— Туда же.
— Увы, я сомневаюсь в этом.
— Сомневайтесь в чем хотите, но мы с вами теперь — параллельные потоки.
— Что это? Самомнение изобретателя, почившего на лаврах?
— Куда моим лаврам до лавров того, кто изобрел «холодный бункер». Она окинула его пронизывающим взглядом.
— Что у вас на уме? Это серьезно?
— Если падшим душам суждено соединиться только в этом Аиде, то да, это серьезно. — Он кашлянул и спросил напрямик: — Можем мы остаться вдвоем хотя бы на время танца? Я не хочу, чтобы на нас пялился Юнгер.
20
„Порвалась цепь времен“ — слова Гамлета в переводе И.Романова. Другие переводы: „Век расшатался“ (М.Лозинский), „Пала связь времен“ (А.Кронсберг), „Порвалась дней связующая нить“ (Б.Пастернак).
22
Олицетворение; стилистический оборот, заключающийся в том, что предмету приписывается действие или состояние, в реальной действительности ему не свойственное.