— Вы, видимо, заметили, что наше прошлое свидание длилось почти час вместо положенных двадцати минут, — перебил я собеседницу. — Поблагодарите за это Элтона.
Госпожа Бейкер сказала, что она была возмущена столь гнусным предложением и заявила Элтону, что намерена рассказать об этом происшествии Лонсдейлу. Элтон, к её безграничному удивлению, отнюдь не возражал и даже попросил передать мне, что у него есть заманчивые предложения, которые могут сделать меня богатым человеком.
— А почему бы и не поговорить с ним? — ответил я. — Я всегда готов обсудить заманчивые предложения. Пусть только он не думает, что я соглашусь выдать кого-либо. Что касается денег, то я в них не нуждаюсь.
Мы расстались. Дня через два меня посетил адвокат Хард — он тоже был знаком с госпожой Бейкер. Хард спросил:
— Что вы думаете о предложениях контрразведки?
— Ничего не думаю, — ответил я. — Я ещё о них ничего толком не слышал. Главное, чего я хочу, это чтобы госпожа Бейкер ясно дала понять Элтону, что я не собираюсь покупать свою свободу ценою измены. Если же у Элтона есть другие предложения, готов их обсудить.
Прошло несколько недель. Элтон не появлялся. По-видимому, это входило в план «психологической подготовки» заключённого. Меня явно пытались «размягчить». Но вот как-то утром меня вызвал заместитель начальника тюрьмы. Он сообщил:
— Вас хочет видеть джентльмен из службы безопасности.
В крыле для свиданий с адвокатами царила суматоха. Хлопали двери, входили и выходили какие-то люди, отдавались распоряжения. Сам главный надзиратель следил за тем, как будет приготовлено место для встречи Лонсдейла с человеком из МИ-5. Окна и стеклянные двери были завешены плотной бумагой. Словом, было сделано всё (хотя, видимо, и неумышленно), чтобы привлечь к этой «тайной» встрече внимание всех — и тюремщиков, и заключённых.
По моей просьбе на встрече присутствовала госпожа Бейкер. Мне был нужен свидетель, способный удостоверить, что подобная встреча действительно произошла. Не успел я обменяться несколькими словами с Молли, как дверь торжественно распахнулась. В комнату вошёл типичный английский чиновник. Котелок, чёрный пиджак, брюки в полоску, туго свернутый зонтик. И самая бессмысленная улыбка, которую мне когда-либо приходилось видеть. Взглянув на лицо господина из МИ-5, я едва скрыл изумление: передо мной стоял собственной персоной тот самый Элтон, с которым я однажды познакомился на вечеринке у Тома Поупа во время учебы в Лондонском университете. Когда госпожа Бейкер упомянула ещё в апреле его фамилию, мне и в голову не пришло, что я уже встречался с ним.
Представив нас друг другу, госпожа Бейкер сразу же ушла, оставив меня наедине с зонтиком и его обладателем. Последний раскрыл чёрный служебный портфель с вытисненной короной и буквой Е с цифрой II (Елизавета II), вынул из портфеля какой-то снимок и книгу.
— Фотография, — сказал он, передавая её мне. — Найдена у вас на квартире.
На снимке Элтон красовался со своей женой.
— Скажите, пожалуйста, откуда она взялась у вас?
— Я сфотографировал вас и вашу жену в начале июля 1956 года, когда вы были в гостях у Тома Поупа.
— А что вы сделали с этим снимком?
— Как что? Увидев вас в компании с политическими разведчиками и поговорив с вами, я понял, что вы отнюдь не простой государственный служащий, и направил эту фотографию со всеми вашими данными туда же, куда я направил все остальные фотографии, снятые в тот вечер.
— От меня требовали объяснений, каким образом этот снимок оказался у вас на квартире. Теперь я смогу наконец объяснить это.
Криво усмехнувшись, Элтон пожал плечами. Нелегко было ему забыть этот неприятный эпизод, беседа еле вязалась. Поговорили об общих знакомых, присутствовавших на вечеринке у Поупа. Затем Элтон передал мне книгу Буллока и Миллера «Кольцо шпионов» и широко и доверительно улыбнулся:
— Поздравляю, мистер Лонсдейл. Ваше имя отныне вошло в историю разведки.
— Спасибо, я прочитаю книгу с интересом, — любезно заверил я, отметив для себя доверительный тон Элтона. Видимо, именно такой тон был избран его шефами для нашей встречи.
Тюремные правила не разрешают заключённым читать книги, в которых упоминаются их имена. По-видимому, власти опасаются, как бы подопечные не возомнили слишком много о себе. В данном случае мне предоставлялась особая привилегия в надежде, видимо, на то, что, увидев своё имя напечатанным чёрным по белому в книге, я приду в восторг и стану сговорчивее.