Ко мне подошёл защитник Хард:
— Гордон, не огорчайтесь слишком суровым приговором. Вы должны гордиться тем, что стали прецедентом английского права, я вас поздравляю…
Никогда ещё суды Англии не приговаривали за умысел к большему сроку, чем предусмотрено законом за само преступление! Судья и генеральный прокурор ловко использовали то, что пресса настроила соответствующим образом общественное мнение. Теперь они были спасителями страны!
Выслушав решение судьи, я улыбнулся — что мне оставалось делать?! Спросил Харда, чем он объясняет столь суровый приговор.
— Видите ли, — ответил адвокат, — сейчас у нас во всём и везде наблюдается инфляция. Растут цены, повышаются сроки наказания… И я, и Хард расхохотались.
Хаутон и Джи получили по 15 лет тюрьмы.
«Ну, вот, — подумал я, когда меня вели в камеру. — Точка поставлена. Теперь можно «отдыхать»…» Но мне предстояло ещё раз оказаться в зале суда — верховный судья решил, что 55 лет троим подсудимым — не так уж и много. Он должен вынести ещё одно решение — возложить на них оплату судебных издержек и даже расходов обвинения по этому делу.
Лорд Паркер оказался не только мстительным, но и мелочным.
Хард прокомментировал:
— Вам везёт, Гордон, ещё один прецедент в делах подобного рода…
Лишь поздно вечером меня увезли в тюрьму «Уормвуд скрабс». Один из сопровождавших меня тюремщиков — с ним я хорошо познакомился за два с половиной месяца Брикстона — сказал, что все тюремщики держали пари, каким будет приговор. Большинство считало — 10 лет, некоторые — и того меньше: семь — восемь… Все настолько ошиблись, что пари было отменено, а ставки возвращены.
— Сожалею, что ничем не могу помочь, — ответил я, — видимо, Паркер прослышал о вашем пари…
Лишь поздно вечером я наконец оказался в своей одиночке. Свалился на откидную койку, успев только отметить, что жизнь здесь не столь «комфортабельна», как в Брикстоне….
Утром посмотрел на себя и на процесс со стороны — принесли газеты.
«Дело Лонсдейла» освещали 200 журналистов, представлявших все крупнейшие издания Англии, Канады, Соединённых Штатов и других стран. Приговор в 25 лет вызвал сенсацию. Газета с самым крупным в то время в Англии тиражом — «Дейли миррор» посвятила ему всю первую полосу. Фотография — она сделана на Брюссельской международной выставке… — я улыбаюсь, за спиной — британский флаг… Подпись под снимком гласила: «Портрет мастера разведки на фоне британского флага. Фотография показывает красивого русского разведчика Гордона Арнольда Лонсдейла на выставке в Брюсселе, в которой он принимал участие в качестве директора одной из британских фирм. Вчера его приговорили к 25 годам тюремного заключения». В общей сложности газета уделяла подсудимым четыре полосы.
На первой странице «Дейли скетч» я сидел на скамейке в Гайд-Парке. Страницу пересекал набранный крупным шрифтом вопрос: «Но кто же он?» — стрела указывала на фотографию. В статье подчеркивалось, что контрразведчики убеждены лишь в одном, что человек на снимке — не Лонсдейл и только «человек, с невозмутимым спокойствием выслушавший приговор лорда Паркера — 25 лет тюрьмы, знает, кто он».
Более серьёзные газеты считали, что дело Лонсдейла — провал в работе английской контрразведки, и сообщали, что лидер оппозиции Гейтскелл требует начать официальное расследование. Гейтскелл в свою очередь давал интервью, где подчёркивал, что пришёл в ужас: оказывается, на протяжении многих лет «иностранная разведка с полной безнаказанностью могла действовать в Англии, и никто не знает, какую информацию и в каком объёме она добывала».
Из книги Дж. Буллока и Г. Миллера «Кольцо шпионов»:
«Лонсдейл после его ареста полностью отказался что-либо сказать. В тюрьме ещё до процесса его посетили некоторые партнёры по бизнесу. С ними он был готов разговаривать и помочь завершить его сложные финансовые сделки. Однако, когда его допрашивала полиция, уже с самого начала он сидел, откинувшись назад, и улыбался, не говоря ни слова. Он знал, что если будет отвечать на вопросы, то может в чём-то ошибиться, и это поможет полиции выйти на след других членов группы, которые ускользнули…»
«Приговор (25 лет) заставил ахнуть публику, заполнившую битком помещение суда. Даже самые максимальные предсказания, которые делали вовсю в течение нескольких дней, не превышали 14 лет заключения.
Лонсдейл же воспринял приговор с полуулыбкой и, чётко повернувшись, быстро спустился по ступенькам к камерам, расположенным этажом ниже…»
Газета «Обсервер» о Кононе Молодом:
«В нём было что-то настолько профессиональное, что возникло лишь чувство восхищения. И если хоть один человек был патриотом и жил ради своего долга, то это — он».
18 месяцев спустя.
Когда на заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР давал показания английский шпион Винн, газета «Ньюз оф ве уорлд» горестно сообщала: «Его (Винна) поведение на скамье подсудимых едва ли было таковым, как у невозмутимого профессионала. «Мои соотечественники подвели меня», — мычал он. Как далеко это было не похоже на Гордона Лонсдейла, так спокойно сидевшего в течение всего процесса в «Олд Бейли». У него даже веко не дрогнуло, когда его приговорили к 25 годам заключения».
Глава XXX
Все английские тюрьмы похожи одна на другую: от круглого центра, как спицы от ступицы колеса, расходятся четырёхэтажные корпуса. В каждом — три сотни камер. Это — снаружи. Внутри — они тоже близнецы. Правда, в одних — почище, в других — погрязнее. В этих кормят из рук вон плохо, в тех — просто плохо. Где работают по двенадцать часов в день, где вовсе не работают. Но суть их — везде одна и мир их одинаков — тупой, убивающий всё живое и думающее, такой же бессмысленный и бесчеловечный, как сама английская тюремная система, которая не имеет ничего общего с перевоспитанием человека, совершившего преступление.
Мне предстояло познакомиться и с тюремной «экономикой», в основе которой, как ни странно, лежит древний, как мир, примитивный принцип натурального хозяйства: в ткацких мастерских сами заключённые делают ткани для одежды (для производства сукна используется в основном тряпьё от старой тюремной одежды). В сапожных и швейных мастерских шьют одежду и обувь, на тюремных фермах выращивают капусту и картофель. В одной из тюрем варят мыло. В другой работает типография, публикующая тюремные правила и всевозможные предупреждения о грозных последствиях, которые ждут нарушителей тюремной дисциплины. Даже щётки для мытья параш делают тут же, в тюрьме.
О, эти параши — хитроумное проявление человеческой изобретательности, уходящее куда-то в глубь веков! Самая поразительная особенность английских тюрем — это полное отсутствие того, что и строители, и работники коммунальных служб деловито маскируют словечком «санузлы». Утро во всех тюрьмах, где я побывал, начиналось одинаково — с выплескивания параш — процедурой столь же ненавистной заключённым, сколь и тюремщикам.
После выплескивания можно было умыться. Для этого у каждого заключённого есть кувшин с холодной водой и таз. С помощью последнего моют всё, что поддаётся этой процедуре, — лицо, ноги и даже пол в камере.
Как-то на прогулке я обратил внимание, что стены тюрьмы перечеркнуты вертикальными полосами более светлого кирпича. Спросил надзирателя, чем это вызвано. Тот ответил: полвека назад какой-то гуманный министр внутренних дел, поглядев раз на «выплескивание», приказал оборудовать камеры унитазами и водопроводом. Что и было сделано. В порядке эксперимента. Но почему-то «устройства» часто засорялись и доставляли немало хлопот тюремной администрации. При первом удобном случае тюремщики заявили, что эксперимент себя не оправдал. Камеры были возвращены в первозданное состояние. От нововведения там, где проходили трубы, остались лишь полосы «молодого» кирпича.
«Выплескивание» было операцией неприятной, но короткой. Гораздо более серьёзным испытанием оказался холод, который царит в английских тюрьмах вопреки искреннему мнению большинства англичан, считающих, что в их государстве никогда не бывает холодно. Впрочем, и статистика показывает, что в среднем раз в десять лет там случаются довольно сильные морозы. Но, повторяю, сами англичане почему-то не хотят считаться с этим и продолжают упорно строить дома с водопроводными и канализационными трубами, проходящими по внешней стене. Когда температура падает ниже нуля, трубы разрывает мороз. Тогда газеты бросаются печатать комментарии экспертов о том, что трубы должны проходить либо внутри стен, либо внутри зданий… Морозы длятся недолго, и вскоре всё возвращается «на круги своя».