— Удивляюсь вашему легкомыслию! — простодушно воскликнул Элтон. — Стоит ли вот так, сразу, даже не подумав, отказываться от возможности обеспечить свою старость?
— Да поймите, наконец, — чувствуя, что уже начинаю раздражаться, сказал я. — Если бы меня интересовали деньги, я заработал бы их гораздо больше, чем может предложить ваша служба. И, учтите, для этого мне совсем не надо становиться изменником. Английские газеты заплатят мне любые суммы за мемуары, которые я им предложу. Вы ведь должны знать: они меня буквально осаждают такими просьбами!
— Да, это так, — признал Элтон.
(Как-то потом Элтон рассказал мне, что у него четверо детей и приходится как-то выкручиваться, чтобы свести концы с концами. Правда, родители оставили небольшое состояние, но это капля в море. Бедняга Элтон, видимо, никак не мог взять в толк, как может человек добровольно отказаться от денег).
Беседа продолжалась в том же тоне, в котором и началась. Я старался найти какую-то приемлемую точку соприкосновения, чтобы провести то, что уже назвал про себя «операцией Элтон». Смысл её был в том, чтобы выяснить, какими методами пользуется английская контрразведка в подобных обстоятельствах, получить какую-то информацию о её приёмах. Припертый к стенке, Элтон был вынужден признать, что не может обсуждать никаких конкретных предложений. Тогда я прервал беседу: «Давайте встретимся, когда у вас будет что обсуждать».
Много позже я сказал Элтону:
— А знаете, избранная вами тогда тактика была стара как мир.
Элтон и не собирался отрицать этого. Он объяснил:
— Когда я и моё руководство вырабатывали линию поведения с вами, мистер Лонсдейл, мы пришли к выводу, что попытки угрожать явно ничего не дадут, — тут достаточно было почитать протоколы допросов, проведённых суперинтендантом Смитом…
Иногда Элтон охотно рассказывал о себе, видимо, это тоже входило в определённую начальством линию его поведения. Во время войны контрразведчик служил во флоте, был захвачен в плен и пробыл в лагере для военнопленных до конца войны. По его словам, он перевёл там с испанского какую-то книгу, но потерял рукопись при освобождении (кстати, именно это навело меня на мысль самому заняться переводами).
…Вернувшись в камеру, я открыл книгу, которую принёс Элтон. «Кольцо шпионов» оказалось типичным образцом оперативной журналистской работы, когда книга пишется за несколько недель. Рецепты изготовления таких скороспелок просты: собрать все описанные прессой факты, дополнить их интервью с нужными людьми. Достоверность никого не волнует, лишь бы весь этот винегрет был съедобен. Когда фактов не хватает, придумывают всё, что угодно. Причём домыслам придаётся вид предположений, сделанных неким надёжным источником.
Недели через две после первой беседы с «человеком МИ-5» меня перевели в манчестерскую тюрьму. Прошёл ещё месяц, и Элтон появился снова. И на этот раз принёс книгу, посвящённую мне. У нового, также наспех состряпанного труда с неоригинальным названием «Советская шпионская сеть» был один автор, видимо, потому-то он и пришёл к финишу вторым. Книжка была издана в виде яркого пёстрого «покет-бука», который удобно читать в дороге и носить в кармане. Содержание было примерно таким же, что у предыдущей книжки, — автору удалось взять интервью ещё у нескольких моих знакомых.
Выяснилось, что Элтон считал появление этой книги достаточным поводом для поездки в Манчестер, ибо ничего нового он так и не сказал. Возможно, просто рассчитывал, что тюремная жизнь уже настолько осточертела мне, что я сам начну о чём-то просить.
— Где же ваши предложения, дорогой Элтон? — поинтересовался я. — Или оставили их в Лондоне вместе с зонтиком?
Тот смущённо забормотал что-то о необходимости обсудить этот вопрос не только с министром внутренних дел, но и генеральным прокурором, верховным судьёй и чуть ли не с королевой.
Усмехнувшись, я посоветовал Элтону прочитать тюремные правила, в которых говорится, что министр внутренних дел имеет право в любое время освободить любого заключённого. Элтон в ответ промямлил:
— На моей работе этого никто не знает…
Осенью он вновь появился в Манчестере. И снова с очередной книгой о Гордоне Лонсдейле — «Война изнутри» Комера Кларка. Это был тоже «покет-бук». По чёрному фону обложки ярко-желтое название. В середине — белая прорезь, из которой глядят два горящих глаза.
«Мои?» — не без иронии спросил я.
Элтон промолчал. Раскрыв книгу наугад, я обнаружил, что Кларк описывает там кулаков. Причём, по мнению автора, это была некая «раса». Невежество автора оказалось потрясающим. В одном месте Кларк, например, уверял, что советская разведка ежегодно расходует «колоссальную сумму в 60 миллионов фунтов стерлингов» (!). А несколькими абзацами ниже заявлял, что на советскую разведку работает четверть миллиона агентов. Достаточно было сопоставить только эти две цифры — 60 миллионов фунтов и 250.000 агентов, чтобы сделать вывод: на такую в общем-то мизерную сумму такую тьму агентов просто не прокормишь… Но как справедливо сказал английский профессор: «Думать слишком утомительно». Особенно когда сочиняешь сенсации.
И на этот раз Элтон не привёз ничего стоящего. «Что ж, пусть выкладывают карты», — решил я.
— Пока что, дорогой Элтон, вы выполняете функции рассыльного книжного магазина, — заметил я. — Думаю, что со мной бесполезно разговаривать, раз у контрразведки нет каких-то конкретных предложений.
— Ну, зачем так резко, — ответил тот. — Предложения есть. Важные предложения. О чём вы можете судить хотя бы по тому, что они всё ещё согласовываются в высших сферах. Цель моего визита? Просто я не хотел бы, чтобы вы думали, что я бездействую… Да, кстати, Гордон, это вам будет интересно: наша служба долго билась над расшифровкой каких-то таинственных записей в вашем блокноте. Ну, вы знаете о чём речь — этот сложный набор цифр и китайских иероглифов. Мы привлекли к расшифровке профессоров математики, синологов и криптографов. В общем, вы обеспечили их работой на десять месяцев, Гордон…
— Очень интересно, — сказал я. — Продолжим, Элтон. Ну и, после десяти месяцев работы, те сумели подобрать ключ к нашему шифру?
— Служба, — сказал многозначительно Элтон, не обращая внимания на мой иронический тон, — использовала полученные таким образом данные. Всё прекрасно сработало.
Это был намёк на то, что контрразведка сумела установить связь с кем-то из моих коллег. При этом Элтон внимательно следил за моими глазами, ожидая увидеть в них растерянность.
Это уже был ход. Ход, который наводил на мысль, что главная цель визитов Элтона в тюрьму — выведать что-нибудь у меня. Контрразведка была крайне раздосадована, не найдя на моей квартире никаких полезных для неё адресов, фамилий, мест и условий встреч, которые могли навести на чей-то след. Вот Элтон и пытался создать впечатление, что благодаря моей небрежности им удалось обнаружить кого-то из моих товарищей. Расчёт был такой: известие об этом меня напугает, и я побоюсь возвращаться домой.
Можно было лишь улыбнуться в ответ на все эти «ужасы». Ведь люди, которых имел в виду Элтон, тоже читали газеты и после провала приняли все необходимые меры. К тому же я был убеждён, что никакие эксперты не могли решить головоломку, которую я преподнёс МИ-5: я пользовался произвольной системой кодирования записей. Расставаясь с Элтоном, я повторил, что нам не о чем говорить до тех пор, пока тот не привезёт конкретные предложения.
В начале декабря в жизни Элтона наконец-то настал великий день. На встрече он приветствовал меня самой широкой, самой своей радостной улыбкой. Как только закрылась дверь (тюремщик всегда дежурил за дверью), Элтон воскликнул:
— Наконец-то я добился результатов!
И торжественно протянул красную папку, прошитую голубой шелковой лентой. Я раскрыл её. Три страницы отпечатанного на машинке текста. Бумага высшего качества, светло-голубого цвета. Всё сделано исключительно красиво.
— Что это? — спросил я продолжавшего сиять Элтона.
— Наши конкретные предложения… Уверен, вы будете довольны… Поверьте, добиться этого было нелегко…