— С ума сойти! — произнесла Джаз одними губами, глядя в зеркало.
Плечи Гарри затряслись от смеха, и он рукой вытер рот. Как ему идет улыбка.
Она взяла салфетку на стойке бара и протянула ему. Теперь Джаз оказалась рядом с ним.
— Надо еще поработать над координацией движений рука-рот? — спросила она, широко улыбаясь.
Гарри опять засмеялся.
— Я-то думал, что с этим все в порядке, — сказал он и взял салфетку.
Он взлохматил рукой волосы и кашлянул. Джаз героически боролась с охватившей ее дрожью. Она стояла, облокотившись на стойку бара, и смотрела на Гарри. Сколько у нее времени, пока мисс Длинные Ноги не увела его? Следует поторопиться с извинениями.
— Послушай, — начала Джаз. — Я хочу извиниться за своих родных. Они были не очень дружелюбны при встрече.
— Может быть, уже довольно извинений? — сказал он.
— Еще нет. Я должна все объяснить. Понимаешь, мои родители не знают, скольким обязаны тебе. Зато они знают, что ты как-то назвал меня сестрой-дурнушкой. Естественно, это их очень обидело.
Гарри непонимающе смотрел на нее.
— Когда я тебя так назвал?
— Во время прослушивания. — Джаз немного смутилась. — Я стояла за дверью. И подслушала, что ты сказал.
Гарри ударил себя по лбу.
— Боже, неудивительно, что ты вела себя так, будто я надругался над твоей матерью.
— Ну да, что-то в этом роде, — сказала Джаз, придя в ужас от его метафоры. Неужели она действительно так себя вела? Неужели она и правда такая устрашающая, как сказала Мо. Ну и дела. Похоже, Мо права. Может быть, Мо, а не Джаз должна вести колонку? Ей становилось все ясней, что, возомнив, что прекрасно разбирается в людях, она на самом деле была полнейшим профаном.
Рядом было место, но Гарри не садился. Он стоял, облокотившись на стойку бара, повернувшись к Джаз, так что он уже не так возвышался над нею и их лица были практически на одном уровне.
Лицо Гарри было напряжено, когда он заговорил:
— Извини, что я как-то назвал тебя неизвестной журналисточкой, — сказал он тихо. — Это было глупо, грубо и высокомерно с моей стороны. Ты сможешь меня простить за то, что я был таким самовлюбленным дерьмом?
— Высшей категории, — закончила Джаз.
— Высшей категории, — послушно повторил он.
— Ладно, — сказала она, расправляя плечи. — Но при одном условии.
— Г-м-м-м? — он пытался подавить улыбку, но ему это не удалось.
— Если ты простишь меня за все те ужасные слова, которые я наговорила тебе в тот вечер.
— Но я их заслужил.
— Вовсе нет.
— А я говорю — да. Ты совершенно права — я был самодовольным индюком. Я все это заслужил. Хотя, думаю, мой полет в кусты оказался слишком жестоким. У меня до сих пор синяки.
Они улыбнулись друг другу, но тут же опустили глаза, страшно заинтересовавшись ботинками. Джаз уже собиралась поблагодарить Гарри за спасение ее карьеры, но он снова заговорил.
— Видишь ли, когда я был еще совсем маленьким, мои родители уже были знамениты. Нас останавливали на улице и просили автографы, — сказал он серьезно. — Тут уж невольно начинаешь считать себя лучше других, и если честно, то моим родителям безумно нравилось всеобщее обожание, и они никогда не учили меня, как в будущем с ним справляться. Я думаю, ничего другого они и не получали за свою игру — денег уж они точно не накопили, поэтому рассматривали всеобщую любовь к ним как своего рода плату. — Он тяжело вздохнул и покачал головой. — Потом, когда я учился в театральном колледже, и учителя, и сокурсники всегда считали меня будущей звездой, ну тут уж голова совсем кругом пошла. Да еще и пресса постаралась, вознеся меня на пьедестал. Ну, а когда я попал в Голливуд, крыша у меня окончательно съехала.
Джаз кивала. Чудо, что он вообще еще разговаривает с нормальными людьми.
Гарри продолжал:
— Я не пытаюсь оправдываться — хотя, возможно, вообще-то и пытаюсь. — Он замолчал и пристально посмотрел на нее. — Я потерял ощущение реальности. А потом вдруг встретил тебя.
Джаз стало жарко. Она уставилась на салфетку. Та была белой и квадратной.
— И ты объяснила мне ясно и доступно, что я должен заработать твою дружбу. Джаз, возможно, это звучит и очень высокопарно, но могу сказать честно, что никому до тебя этого еще не удавалось. Именно поэтому я старался общаться только с теми, кого я хорошо знаю, — с Мэт, своей сестрой Кэрри и Джеком. Ко всем остальным я относился с подозрением и презрением. И теперь мне чудовищно стыдно за это.