— Знаешь, мне кажется, что ты такая…
Джаз затаила дыхание. «Красивая. Ты считаешь меня красивой».
— …Красивая, — прошептал он.
«Та-Та!» — пело все внутри Джаз. «Сезам, откройся!» — говорило ее сердце.
Она просияла и, не в силах больше сдерживаться, наклонилась и зашептала прямо ему в ухо:
— А теперь ты можешь меня поцеловать.
Гарри засмеялся, но не сдвинулся с места.
— Боюсь, что не могу, — прошептал он ей на ухо.
Джаз вся сжалась. «Боже, почему? Я что, недостаточно красива? Не тот тип красоты? Или слишком красива? — Ее охватил ужас. — Я не такая красивая, как Сара?»
— О, — только и произнесла она. — Ну ладно. — Ей хотелось умереть.
Джасмин уже собралась было отойти от него, но тут Гарри быстро прошептал:
— Я ужасно боюсь… — Он щекой коснулся ее щеки, глаза его были закрыты. Чуть заметная дрожь в ногах говорила, что он не врет. — Помнишь, я ведь уже однажды попробовал это сделать?
Джаз улыбнулась, почувствовав на шее его нежное, прерывистое дыхание.
— Ну, что ж, нам придется поработать, чтобы преодолеть этот страх, да? — прошептала она.
Джаз еще чуть-чуть придвинулась к Гарри, и он медленно раздвинул колени, так что она смогла прижаться к нему. Он обнял ее, и она в первый раз нежно поцеловала его в красивые губы.
Он оказался вкусный.
«Запомни это чувство, — пронеслось в ее голове: Джаз вся словно растаяла, а внутри все горело. — Запомни это чувство. Нет ничего на свете лучше его».
ГЛАВА 28
— Ну, и когда ты понял, что я на самом деле тебе нравлюсь? — спросила Джаз, вытягиваясь и устраиваясь поудобнее.
Гарри заулыбался своим воспоминаниям и откинулся на подушку, положив руку под голову. Второй рукой он обнял девушку за обнаженную талию.
— Не знаю, — уклончиво ответил он.
— А я знаю, — заулыбалась Джаз. — Это случилось, когда я начала тебе грубить. Тебе нравится принимать вызов. Иначе ты не стал бы таким фантастически успешным актером.
Он заглянул Джасмин в глаза и нежно поцеловал ее в лоб. Она никогда раньше и не подозревала, что лоб — это тоже эрогенная зона.
— Не только поэтому, — начал он, — еще и твоя… твои… — и он крепко задумался, вспоминая Джаз на репетициях. Ее глаза и улыбка, сила и уязвимость, юмор и серьезность, страстность и безразличие, ее… ее… О боже!
— Я думаю, что понял, что ты мне нравишься, всего за несколько минут до того, как полюбил тебя, — сказал он как можно спокойней.
Джаз была слишком тронута, чтобы уточнять, когда же все-таки это произошло. Спросит в другой раз. А сейчас она хотела выяснить, относятся ли к эрогенным зонам ушная мочка, шея, ключица и плечо.
Оказалось, что Гарри, вдобавок ко всем своим достоинствам к тому же еще и чудно готовит. Это полностью компенсировало его неспособность ко всякой технике.
— Ничего страшного, — сказала Джаз. — Всегда можно вызвать мастера.
— Эй, вам там на кухне нужна помощь? — крикнул Марк из патио. Он, возможно, и не предложил бы свои услуги, будь это не Гарри Ноубл, а кто другой. Честно говоря, кухня не была стихией Марка. К счастью, Мадди любила готовить. Зато Джек и Гарри, которые с большим удовольствием колдовали над едой, не нуждались ни в чьей помощи.
— Нет, спасибо. Пейте вино! — крикнул в ответ Гарри. — И отдыхайте!
Мадди, Джорджия. Джаз, Марк, Кэрри и Мэт последовали его совету, нежась в последних лучах летнего солнца, которое потихоньку садилось за соснами.
Было восхитительно. «Эх, жаль, что Мо здесь нет», — подумала Джаз, но даже и речи не могло быть о том, чтобы пригласить Гилберта Валентайна к ним в дом. После замужества она гораздо реже видела подругу, особенно теперь, когда на сцене появился маленький Тарквиний Валентайн. Но она в конце концов поняла, что за счастье обязательно надо платить, и потеря Мо как раз и была той самой платой. И понимание этого помогло Джасмин Филд легче перенести свою потерю.
ЭПИЛОГ
И снова телевизор был включен.
— Смотри… это же… как там его зовут?..
— Кевин Аткинсон.
— Точно, он великолепен. Ты с ним когда-нибудь работал?
— Да. Он красив, но вот только немного туповат.
— Правда?
— Да. И у него четверо детей от четырех разных женщин.
— Шутишь.
— Нет, а у этой актрисы контактные линзы.
— Кто бы мог подумать! Ты ведь всех знаешь, правда?
Он улыбнулся и поцеловал в голову единственное создание, которое, как он считал, действительно стоило знать:
— Угу.