Дарси окончательно смирился с мыслью о том, что желает познакомиться с мисс Беннет поближе, и, прежде чем заговорить с ней самой, начал прислушиваться к ее разговорам с другими. Его маневры привлекли к себе внимание Лиззи. Это случилось у сэра Лукаса во время большого бала, который давало это семейство.
– Чего добивается мистер Дарси, – поинтересовалась Элизабет у Шарлотты, – прислушиваясь к моей беседе с полковником Форстером?
– Боюсь, на этот вопрос может ответить только сам мистер Дарси.
– Если он намерен продолжать в том же духе, я непременно дам ему понять, что все вижу. У него очень саркастический взгляд; и если я не наговорю ему дерзостей, то совершенно точно начну его бояться.
Сказано – сделано; и вскоре после этого, заметив приближение мистера Дарси, мисс Лукас спровоцировала Элизабет на выходку, которая раскрыла все недавние поползновения нахала. Почти не прерывая речи, она резко обернулась к нему и спросила:
– Не кажется ли вам, мистер Дарси, что я очень удачно только что выразилась, подначивая полковника устроить бал в Меритоне?
– Вы сделали это весьма энергично. Вообще такие темы всегда насыщают женщин недюжинными силами.
– Как вы жестоки к нам!
– Скоро настанет и ее черед получать насмешки, – заявила мисс Лукас. – Элиза, я собираюсь подготовить инструмент; а что за этим последует, ты знаешь сама.
– Как подруга позволю себе заметить, что ты очень странное создание: все время желаешь петь и играть где угодно и перед кем угодно! Если бы мое тщеславие распространялось и на музыкальную сферу, ты была бы неоценима в своем порыве; но, поскольку дела обстоят несколько иначе, я не стану рисковать проникновением в ряды слушателей, избалованных лучшими исполнителями.
Уступив настойчивости мисс Лукас, она добавила:
– Отлично. Чему быть, того не миновать.
Бросив совершенно мрачный взгляд в сторону мистера Дарси, Элизабет ядовито заметила:
– Есть такая старинная поговорка, которую, разумеется, слышали все присутствующие: “Береги дыхание, чтобы остудить кашу”. Так вот, я сберегу свое, чтобы спеть песню.
Ее выступление оказалось приятным, хотя ни в коей мере его нельзя было назвать выдающимся. После того, как была спета пара песен, и перед тем, как прозвучали мольбы нескольких поклонников продолжить музицирование, за инструментом ее охотно сменила сестра Мэри, которая, будучи единственной простушкой в семействе, упорно корпела над науками и потому всегда была рада пожать плоды собственного радения.
Увы, Создатель не дал Мэри ни таланта, ни вкуса; и хотя тщеславие снабдило ее прилежанием, вместе с ним барышня обрела манеры довольного собой педанта и уверенность в достигнутом совершенстве. За роялем к вящему облегчению публики ее сменила Элизабет, непринужденная и естественная; хотя справедливости ради стоит заметить, что по техничности ее исполнение вдвое уступало предыдущему. К концу долгого концерта Мэри не сдержалась и бросилась на завоевание новой порции восторгов зрителей, вооружившись набором шотландских и ирландских песен, принятых на ура семейством Лукасов и парой-тройкой офицеров.
Мистер Дарси одиноко возвышался между группой меломанов и толпой весело отплясывавшей публики, являясь как бы немым укором столь никчемному способу времяпрепровождения; и в негодовании своем он настолько углубился в мрачные мысли, что не заметил, как по соседству с ним встал сэр Уильям, неожиданно произнесший:
– Сколько веселья для молодежи, мистер Дарси! Что, в конце концов, может быть лучше танцев! В них я усматриваю критерий изящества высшего общества.