Джош вернулся через минуту с мотком веревки в одной руке и куском сырого мяса на тарелке в другой. Он привязал один конец веревки к дверной ручке, другой — к спинке кровати, потом подтащил туалетный столик и забаррикадировал им дверь.
— Будем надеяться, что это поможет. Эмили взяла тарелку и отставила ее в сторону.
— Вы бы лучше занялись своим глазом, Джош. Ложитесь на постель, я сделаю вам компресс.
Он откинулся на подушку и вытянулся на кровати. Она села рядом с ним и приложила мясо к его глазу.
Маленькая лампа уютно освещала комнату, и девушка наконец перевела дух. Джош, видно, тоже расслабился, с его лица исчезло сердитое выражение.
— Глаз у вас болит?
— Немного, — ответил он. — А как ваша пятка?
— Прекрасно. Она совсем перестала болеть.
— Очень хорошо.
Эмили несколько беспокоило, что настал такой интимный момент: он лежит на кровати, а она сидит так близко к нему, что его бедро касается ее. Внутри у нее начал разгораться огонь.
— Как вам удалось так разозлить этого парня?
— Я дала ему по морде, а когда это не помогло, я сделала, как меня учила Роза: использовала свое колено.
Джош поперхнулся, а Эмили улыбнулась, и у нее потеплело на сердце.
— В этом случае нет ничего удивительного, что он хотел вас убить. Вы просто смертоносная личность, мисс Лоуренс.
На этот раз в его голосе не было обвинительных ноток. Он просто поддразнивал ее, и по ее позвоночнику пробежала горячая волна.
— Ваш глаз лучше?
— Гораздо лучше, — пробормотал Джош сонным голосом. Через несколько секунд его грудь стала «ровно подниматься и опускаться, и Эмили поняла, что он заснул.
Девушка положила мясо обратно на тарелку и стала смотреть на лицо спящего. Этот мужчина был ее судьбой и в то же время самым большим препятствием на пути к свободе, к которой она так стремилась. Но она не могла ненавидеть его. Наоборот, все ее чувства удивительным образом преобразились: теперь Эмили любила его. Это было опасно. Если позволить этим новым чувствам завладеть собой, у нее не хватит сил убежать от Маккензи. Чем успешнее продвигалось выполнение его миссии, тем более она теряла решимость.
Эмили поднялась и подошла к лампе. Бросив последний взгляд на Джоша, девушка задула фитиль, и комната погрузилась в темноту.
В этой комнате не было даже стула, поэтому Эмили ничего не оставалось, как вернуться на кровать. Взбив подушки, девушка прилегла рядом с Маккензи. Нужно разобраться в своих запутанных чувствах, которые она испытывает к Джошу. Последняя ее мысль перед тем, как провалиться в сон, была о том, что эти чувства исходят из ее сердца, а не из головы. Иначе в них была бы хоть капля здравого смысла.
…Ее разбудило легкое прикосновение к щеке. Открыв глаза, Эмили сразу окунулась в мягкую глубину невероятно голубых глаз Джоша.
— Какая ты красивая, Эми!
Он наклонил голову и прикоснулся к ее губам. Когда девушка открыла навстречу ему свои губы, он крепко прижался к ним, и по всему ее телу пробежала сладкая волна страсти.
— Я хотел это сделать с тех самых пор, как снова увидел тебя в Уинслоу, — хрипло прошептал он ей прямо в ухо.
— Это ошибка, Джош. Ты должен остановиться. Одна ночь блаженства ничего не изменит, а завтра утром нам придется опять смотреть правде в глаза.
Он заглушил ее протест новым поцелуем, который был еще более настойчив, более требователен. Все ее чувства смешались. Эмили знала, что ей надо остановить его, но поцелуй был такой восхитительный, что она не в силах была его прервать. Неужели то, что доставляет человеку такое счастье может быть ошибкой?
— Я хочу тебя, Эми. Все мое тело болит от того, как я хочу тебя. Я ни о чем другом не могу думать вот уже много дней. Я все время думаю о том, что я буду делать в этот момент, о чем говорить.
— Тогда сделай это, Джош. Скажи это. Потому что я тоже не могу думать ни о чем другом.
Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он стал расстегивать пуговицы на ее блузке. Вот он обнажил ее плечи. Дрожь пронзила Эмили с ног до головы, когда его губы прошлись по впадинке на шее, скользнули вниз. Его тонкие пальцы тем временем ловко справились с пуговицами на рубашке. Тонкий батист разошелся, открыв ее грудь. Девушка почувствовала, как легкий ветерок коснулся разгоряченного обнаженного тела. В глазах Джоша появилось выражение благоговения, когда он увидел ее без одежды.
— Боже, Эми, ты прекрасна!
Эти слова заставили ее в самом деле почувствовать себя прекрасной. Она лежала в предвкушении, с наслаждением ожидая, что последует дальше.
Опустив голову ниже, он взял в рот один из восхитительных розовых сосков.
— О да! Да! — простонала она, прижимая его голову к своей груди. Языки пламенной страсти разгоняли вожделение по ее крови, а любое другое удовольствие казалось бледной тенью по сравнению с тем, что ее ждет впереди.
— Возьми меня, Джош!
— Я хочу взять тебя, ведь ты об этом только и мечтаешь?
— Да, я хочу тебя, я тоже хочу тебя!
Когда Джош взялся за пояс ее нижней юбки, чтобы сдернуть ее, она закричала:
— Остановись, ты же порвешь мою юбку!
— В моей крови горит огонь, Эми. Я вожделею тебя. Я не могу ждать!
Она оттолкнула его руки.
— Нет, подожди, дай я сама все сниму…
— Эми, пора просыпаться!
Эмили открыла глаза. Джош будил ее, тряся за плечо.
— Мне очень жаль, Эми. Я знаю, вы не успели выспаться, но нам пора.
— Да-да, конечно.
Она поднялась с кровати в замешательстве от только что виденного сна.
— Я буду готова через минуту.
Взяв кувшин, она налила в тазик немного воды, сполоснула лицо и почистила зубы. Слегка поправив растрепавшиеся волосы и помятую одежду, она надела шляпку и закрыла саквояж.
— Я готова.
Он дожидался ее молча, и когда она повернулась, ей в глаза сразу бросился его синяк.
— Как чувствует себя ваш глаз сегодня утром?
— Лучше, чем выглядит.
Джош отодвинул от двери туалетный столик, развязал веревку, взял саквояжи, и они вышли из комнаты.
— Вот сюда, — тихо сказал Маккензи, когда она повернула было к лестнице. — Вот сюда, к черному ходу.
— Мы что, сбежим, не заплатив за ночлег, а? — прошептала она.
— Я оплатил счет вчера вечером, когда спускался за мясом для глаза.
— Жаль, — сказала она. — А то было бы смешно.
— Вам еще может быть смешно, мисс Лоуренс?
— Вы что, не с той ноги встали нынче утром?
— Нет, просто для меня это была беспокойная ночь. Я спал очень мало.
Верный своему слову, Тим поджидал их у заднего крыльца гостиницы. Он встретил их широкой улыбкой.
— Доброе утро. Кажется, сегодня будет неплохой денек! Тут его глаза расширились от удивления.
— Ого! Что это с вашим глазом, мистер Маккензи?
— Оказался не в том месте и не в то время, Тим, — ответил Джош, бросая свой багаж на скамейку повозки.
— Вы похожи на пирата из книжки, — сказал Тим, дожидаясь, пока Джош поможет Эмили подняться в повозку и усесться. Прикосновение его рук напомнило девушке, каким волнующим и почти реальным был ее сон.
— Поехали, Тим, — скомандовал Джош, занимая место рядом с Эмили.
Когда город остался позади, девушка обернулась и посмотрела назад. Несколько мгновений, в ее сне, это чистилише было раем.
Сидя между детективом и мальчишкой, она пыталась прислушиваться к их разговору, однако ее собственные мысли настойчиво возвращались к тому, что ее тревожило больше всего, — к Джошу Маккензи. Она начинала понимать, почему в ее предыдущих снах все злодеи так напоминали его. А теперь, в последнюю ночь, он и сам приснился ей. Раньше его преследование беспокоило ее как заноза, зато сейчас ей стало ясно, что эта заноза сидит в самом ее сердце.
Однако ради собственного благополучия Эмили должна убежать от него. И выбросить эти романтические бредни из головы — и из сердца — раз и навсегда!
Джош чувствовал себя отвратительно. Он был раздражен и казался самому себе грубым и неуклюжим. Прошлой ночью, когда он проснулся и обнаружил рядом с собой спящую Эмили, ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не позволить себе дотронуться до девушки. Все последующие попытки заснуть оказались совершенно тщетны. И теперь он сидел рядом с ней бок о бок. Слабый аромат ее духов, который Джош не мог не ощущать, сеял панику в его чувствах. Когда Эмили прикасалась к его руке или случайно опиралась на него при тряске повозки на неровностях дороги, его просто переворачивало. Все эти ощущения отвлекали его от главной цели: доставить эту светловолосую искусительницу домой, на Лонг-Айленд.