— Расскажи мне, что случилось.
— А ты как думаешь?
Он стер большим пальцем слезинку.
— Милая, ты уже почти два года живешь с женщиной, которая, как нам обоим известно, крайне щепетильно относится к своей репутации. Если бы кто-то из мужчин похвастался, что добился твоей благосклонности, тем самым запятнав твое и ее имя, другие бы узнали. Изабелла уж точно узнала бы, потому что кто-нибудь непременно счел бы своим долгом ей рассказать. Она бы также обращала особое внимание на любые действия с твоей стороны, поощряющие мужчин к вольностям.
— Она позволяла мне быть наедине с тобой, — напомнила Амалия.
Гарт нахмурился. Он не думал о себе как о позволяющем вольности, но, разумеется, он их себе позволял. И это правда, что Изабелла поощряла его. Иисусе, она же подтолкнула его объявить о браке. Должно быть, прежде чем сделать это, она заметила, что он совсем не прочь жениться на Амалии. До сего момента у него не было ни времени, да, правду сказать, и стремления задуматься над резонами Изабеллы.
Взвешивая их сейчас, он снова покачал головой.
— Я не знаю, как мыслят женщины, — сказал он; — но не надо быть волшебником, чтобы заметить мое влечение к тебе. А также то, что ты не отвергала меня — в отличие от этого негодяя Бойда.
Взглянув на него искоса, отчего ему захотелось ее поцеловать, она сказала:
— Сибилла говорит, твои чувства читаются у тебя на лице и в каждом жесте. И мои тоже. Но хотя она мне нравится, я не всегда Понимаю, что она имеет в виду.
— Да она прямо ведьма, ей-богу, — высказал он свое мнение.
— А еще она предсказала, что мы будем счастливы. — Еще одна слезинка скатилась по щеке к уху. Амалия потерла ухо. — Но теперь это предсказание не сбудется.
— Не сбудется, если ты не научишься слушать своего мужа, девочка моя. Я выразился совершенно ясно, что не верю, будто ты поощряла какого-то мужчину возлежать с тобой, поэтому расскажи, что произошло на самом деле.
— Кое-кто сделал это без поощрения, — сказала она прерывающимся голосом.
Безжалостно задушив ярость, грозившую превратить его в заговаривающегося кретина или заставить вытрясти у нее имя негодяя, Гарт сделал глубокий вдох. Медленно выпустив воздух, он немного отодвинулся от нее, чтобы мягко завязать тесемки рубашки.
— Я так и знала, — страдальчески проговорила она, попытавшись отвернуться.
— Ты сказала, что хочешь поговорить, милая, поэтому мы поговорим, — произнес он, притягивая ее к себе лицом. — Я хочу услышать всю правду, и мы не будем заниматься ничем другим, пока я не получу ее. Мне бы не хотелось, чтобы ты или я подхватили простуду, поэтому мы с тобой накроемся, если только ты не хочешь затворить ставни и сесть со мной на том мягком диванчике под окном.
Она не ожидала, что он потребует объяснения, и мысль о том, чтобы пересказывать ужасные факты, вызвала такое чувство, будто все это произошло два часа, а не два года тому назад.
Подумать только, ведь всего несколько минут назад она ощущала себя с ним так надежно и покойно!
Избегая его взгляда, она спросила:
— Разве недостаточно знать, что я больше не девственница, сэр? Вам обязательно вынуждать меня вытаскивать все подробности?
Он не отпустил ее руку после того, как притянул назад, и не отпускал сейчас, но хватка его была мягкой.
— Я твой муж, Амалия. Я должен знать.
— Зачем?
Он не ответил тотчас же, и это удивило ее так же, как все, что он делал. Она знала, что Уот Скотт сказал бы, если бы Мег или она сама когда-нибудь спросили его, зачем ему что-то знать. Уот задает вопрос и просто ждет, когда ему дадут ответ. Если же человек отказывается…
Мег как-то рассказывала ей, будто Уот уверен, что его долг — знать все ее секреты и мечты, а ее долг — доверять их ему. Как ее муж, говорит Уот, он несет за нее ответственность. Поэтому он также настаивает, что именно ему решать, о чем она обязана ему рассказывать и, в свою очередь, о чем он должен рассказывать ей.
Сказать по правде, несмотря на такие заявления, Мег чудесно ладит с Уотом, и он любит Мег. Но Амалия ожидала того же бескомпромиссного подхода от Гарта. Отсутствие такового сбивало ее с толку.
Он продолжал молчать, хотя рука его по-прежнему держала ее руку.
— Я могу ответить, — тихо проговорил он. — Это был обоснованный вопрос. Я просто пытаюсь понять, каково это должно было быть для тебя — подвергнуться насилию, что, я уверен, произошло. Об этом нелегко говорить ни с кем, тем паче с мужчиной, которого ты едва знаешь, хоть и вышла за него. И все же, если ты не можешь говорить со мной о самых важных для тебя проблемах, я не смогу быть хорошим мужем. А я сознаю, милая, что больше всего на свете хочу быть тебе хорошим мужем.
Тут слезы хлынули у нее из глаз настоящим потоком, и она заплакала, какие плакала с того дня, когда мир ее изменился. До этого она верила, что единственная опасность исходит от английских или шотландских посягателей, а оказалось, что самая большая опасность исходит от людей, от которых меньше всего ожидаешь.
Он обнял ее обеими руками и, не говоря ни слова, привлек к себе, давая ей выплакаться. Даже слегка передвинувшись в более удобное положение, он продолжал обнимать ее и ничего не говорил. Одна рука мягко поглаживала ее между лопатками, успокаивая, как плачущего ребенка.
Она всхлипывала до тех пор, пока не осознала, что у нее течет не только из глаз, но и из носа. Смущенно охнув, она попыталась остановить поток и сесть.
— Все в порядке, милая, — сказал он. — Плачь сколько хочешь.
— Я не хочу больше плакать, — всхлипнула она. — Я тебя всего обслюнявила!
— Это легко устранимо.
— Большинство мужчин терпеть не могут плачущих женщин.
— Я и сам прекрасно обойдусь без большинства из них.
Ее слезы тут же прекратились.
— Как ты можешь так говорить?
— А что? Это правда.
— Ну, вам не обязательно всегда говорить мне все напрямик, сэр. Иногда можно быть и тактичнее.
— Я никогда по-настоящему не понимал разницу между тактом и ложью, — сказал он.
Она попыталась нахмуриться, но поняла, что у нее не вышло, когда снова встретилась с его озорно мерцающим взглядом.
— Так-то лучше, — усмехнулся он. — А теперь рассказывай.
Ее первым порывом было снова уклониться, но более сильный инстинкт предупредил, что это будет бесцельно и лишь противопоставит ее волю его.
Она знала, кто победит.
— Я не буду рассказывать тебе все подробности, — заявила она. — Я не могу сделать это, не оживляя в памяти весь тот кошмар, просто не могу. Мне и так до сих пор это снится, и я просыпаюсь в холодном поту.
В его лице промелькнуло что-то похожее на сочувствие, но он лишь кивнул:
— Расскажи все, что можешь.
Единственное, что, она знала, он хотел бы услышать от нее, она не может сказать и не скажет, поэтому начала со своей верховой прогулки на старую мельницу.
Гарт пристально наблюдал за ней, но когда она упомянула о своих снах, то затронула в нем ответную струну. После предупреждения, что она не расскажет ему всего, он гадал, как сильно осмелится надавить на нее.
Услышав, что ублюдок повез ее на мельницу близ Элайшо, он осознал, что это был кто-то, кому она доверяла. Неудивительно, что после того она перестала доверять мужчинам.
То, что она доверилась ему настолько, чтобы рассказать об этом, глубоко тронуло его. Но как она поступит, когда его решимость узнать имя негодяя натолкнется на ее упрямство — и, без сомнения, страхи, — он не мог предугадать.
Но он решил, что станет внимательно слушать, и надеялся, авось она, сама того не ведая, откроет ему больше, чем намеревалась. Тогда, узнав имя ублюдка, он убьет его.
Глава 18
Рассказав Гарту о том, что произошло на мельнице, Амалия лежала тихо, голова ее покоилась в выемке его плеча. Она чувствовала себя опустошенной, но по-прежнему испытывала страх. Он снова погрузился в молчание и впервые не выражал своих мыслей и не требовал еще подробностей.