— Теперь мы одни, — сказала она. — Покажи мне себя.
Полководец с улыбкой уступил ее просьбе. Он развязал пояс, сбросил накидку с плеч и позволил материи упасть на пол. Ганнибал встал перед супругой, опустил руки к бедрам, ладонями вверх, чтобы она могла рассмотреть все части его обнаженного тела. Продолговатые мышцы ног затвердели. Из-за плавности линий они казались гладкими речными камнями, вставленными в плоть. Из-под покрова кожи, словно тетива, проступали туго натянутые связки бедер. Над стыдливо покоившимся фаллосом начинался мускулистый торс, который величаво поднимался к могучей груди и широким плечам.
— Как видишь, на мне нет новых ран, — сказал он жене. — Ни синяков, ни порезов.
Взгляд женщины опустился к его члену.
— Тебе ничего не обрубили?
Ганнибал улыбнулся.
— Нет, я вернулся целым. Враги и пальцем не коснулись меня.
— А ты их коснулся? — спросила она.
— Конечно. Многие из них теперь жалеют о своих поступках, а другие вообще ушли в иной мир.
— Скажи, а ты сам ни о чем не сожалеешь?
Он следил за ней уголками глаз, пока она обходила его.
— В этом походе меня вел Ваал. Я просто был покорным слугой его воли.
— Разве такое возможно? — спросила она из-за спины. — Ганнибал способен склониться перед волей другого существа?
— Да, если это мой бог.
Имилце приложила палец к его шее и провела по спинному хребту, остановившись чуть выше ягодиц.
— Понятно, — прошептала она и вдруг воскликнула: — А это что такое?
— Где?
Ганнибал изогнул шею, чтобы оглянуться. Однако прежде чем он сделал это, Имилце оскалила зубы и шутливо укусила его за плечо. Он уклонился в сторону, затем повернулся, прижал ее к груди и понес на постель, пока она дрыгала ногами в воздухе.
Чуть позже Ганнибал лежал на одеялах, сброшенных на пол. Он распростерся на животе, глядя на складки ткани в непосредственной близости от его лица — на выпуклости и вогнутости, напоминавшие хребты и ущелья. Он подправил пальцами несколько вершин и представил себе, что они были сделаны из камня. Имилце тихо передвигалась по комнате. Она остановилась, взглянула на мужа из неосвещенного угла, затем вновь сняла с себя одежду. Смочив пальцы в чаше с ароматной водой, она провела ими по набухшим соскам и вышла в круг света от лампы. Улегшись на спину мужа, Имилце устроилась там, как в колыбели — плечи женщины покоились на пояснице супруга, его ягодицы упирались в ее поясницу. Какое-то время они молчали. Наконец, она заговорила о том, что интересовало ее больше всего.
— Значит, ты все-таки решился? Ты хочешь напасть на Рим?
— Срок приближается, и я готов.
— Конечно, ты готов. Когда ты не был готов к войне? Но, Ганнибал, я думаю, ты поспешил с оценкой событий. Я не пытаюсь отговорить тебя. Мне известно, что ты думаешь своим, а не чужим умом. Но скажи, любимый, куда ты идешь?
— К славе.
Имилце задумчиво посмотрела на потолок. Одна из ламп чадила, и полоска черного дыма вилась по белой штукатурке, словно угорь, стремившийся найти путь к морю.
— Это все? — спросила она. — Только к славе?
— И еще к справедливости. К свободе. Ты можешь даже сказать, что к возмездию.
Ганнибал раздраженно вздохнул и заговорил короткими фразами.
— Я не должен обсуждать это с тобой. Пойми, Имилце! Твой муж не из числа обычных людей. Я рожден для войны. Она все для меня! Я слишком сильно люблю тебя, чтобы сердиться на твои слова. Но прошу, перестань.
Скатившись со спины супруга, Имилце устроилась под его рукой. Он обнял ее и придвинул к себе.
— Знаешь, что я подумала, когда впервые увидела тебя? — спросила она. — Это случилось не в день свадьбы, как ты мог бы предполагать. Я шпионила за тобой во время переговоров. Однажды я спряталась за настенными шкурами в доме отца, пока он ублажал тебя. Я провертела дырочку и наблюдала за вами.
— Твой отец содрал бы с тебя кожу за излишнее любопытство, — проворчал Ганнибал.
— Наверное. Но он отчаянно хотел породниться с Баркидами. Он не был так могущественен, как ты думал.
— Я знаю. Сейчас баеты мало что значат. Может быть, мне бросить тебя и найти себе другую жену?