Как странно думать, что в его жизни было такое чудесное время. В ту пору он хотел хаоса вместо созерцания, шума и звона оружия вместо тихой беседы с наставником, драк с товарищами вместо объятий матери и сестер. Он целыми днями мог слушать эпические истории греков, теряться в приключениях людей, живших века назад, и восхищаться героями, которые общались с богами и касались величия времен. Его уроки войны были когда-то простыми упражнениями для ума и тела. То были игры с вырезанными из дерева солдатиками, маршировавшими по миниатюрным полям сражений. Их безмолвные, бесстрастные и бескровные фигуры оживлялись его пальцами или падали от камушков, которые он швырял в них в шутливых битвах. В то время он черпал свой военный опыт из мальчишеских игр. Но как ему тогда хотелось вырасти и воплотить его в реальность! Он мечтал о том, чтобы его руки направляли наконечник копья или сносили головы с плеч, чтобы его рот приказывал людям убивать и грабить. Какой мальчишка на земле не грезил о подобном?
Однако детство ушло. У него больше не было товарищей по играм, расставлявших свои фигурки в шаге от него. Теперь он проводил дни и ночи в толпе убийц — среди людей многих национальностей, которые объединились вместе только из-за жажды крови и денег. Магон не очень огорчался такой переменой в своей жизни. Он просто не мог вообразить себе другую судьбу. И все же его удивляло, что в нем сочетались ребенок и солдат. Рядом с Ганнибалом ему удавалось сохранять убежденность в величии войны. Их подвиги обрастали легендами. Их победам и триумфам улыбались боги. Иногда совместные действия с Ганноном и Гасдрубалом тоже наполняли его радостью. Они прикасались к величию героев и верили, что разделяют блеск славы Ганнибала.
Однако это было до появления Публия Сципиона. Один человек, три месяца, две битвы — и все изменилось. Магона тревожили не просто стратегические промахи. В отсутствие Ганнибала первые порывы ледяного ветра поражений сбросили маску, которую он, сам того не понимая, носил уже долгие годы. Она походила на шлем, закрывающий часть обзора. Магон признавал только то, что подтверждало его детские фантазии. Однако последние недели — после того как маска упала, — он находился под обстрелом неприятных образов, которые прежде отвергались его сознанием. Он вспоминал лица сирот, страдание в глазах плененных женщин, горящие дома, отчаянные взгляды людей, у которых отбирали зерно и лошадей, а порою и жизни. За звуками реальности он слышал их плач, приходивший откуда-то из-за затылка. Везде проявлялись мерзкие знаки войны. Все было варварским на вид. Как он мог не замечать этого прежде? Ему внезапно показалось, что такие сцены как раз и являли истинный лик войны. Где в нем было благородство? Где радость героев? Почему он больше не цитировал строки эпических поэм, воспевавших величие сражавшихся воинов? Магон понимал, что подобные мысли ослабляли его. Однако он не мог стряхнуть с себя навязчивое уныние. Ему вспомнились приступы меланхолии, часто одолевавшие Ганнибала. Брат никогда не говорил об их причине. Тоска Ганнибала могла объясняться чем угодно, но только не сомнениями. Он всегда был уверен в своем видении мира, как будто сам создавал его.
Ганнон подошел к нему медленно и тихо. Сосновая хвоя делала его шаги почти неслышными. Мерцающие отблески от его чешуйчатых доспехов из серебристого металла придавали ему сходство с рыбой. Посмотрев на лицо брата, Магон увидел материнские черты. Он поморщился при мысли о ней. Ему вспомнилась возвышенная атмосфера, которая царила в их карфагенском доме. Как глупо они радовались жизни, забывая о том, что колесо судьбы по-прежнему вращалось — сегодня ты смотришь на солнце, а завтра лежишь, погребенный в земле.
Ганнон молча стоял рядом с ним и смотрел через деревья на равнину, по которой перемещалась их армия. Группа офицеров томилась в стороне в нервозном ожидании. Густые ветви закрывали обзор. Ганнон видел через них не больше Магона , однако какое-то время высматривал что-то, пока наконец не заговорил. И вновь Магон услышал в его словах почти неприметные интонации матери. Частичка Дидобал оставалась в них самой сильной и упорной. Она решительно подталкивала их к битве за лучшее будущее.