Как оказалось, из римского лагеря, рискуя жизнью, удрал перебежчик. Кто-то из легионеров заметил его. В погоню был отправлен отряд кавалерии. Мужчине пришлось убегать. Удар меча смял ему шлем. Второй удар оставил порез на плече. Отбивая рукой летящий дротик, он сильно повредил ладонь. Мужчина сохранил себе жизнь, скатившись по склону оврага. Кавалеристы не рискнули последовать за ним. Падение было почти вертикальным. Он подскакивал на кочках, ударялся о камни и стволы деревьев, а затем, застряв в густой поросли, с трудом выбирался из колючих кустов. Римские всадники гнались за ним по краю обрыва почти до самого карфагенского аванпоста, но в конечном счете им пришлось ретироваться, так как ими заинтересовались нумидийцы. Заметив всадников, выехавших из африканского лагеря, легионеры повернули назад, посчитав ближайшую опасность более важной, чем сведения, которые мог передать врагу один человек.
Когда Гасдрубалу доложили о перебежчике, он велел привести его к нему. Вскоре перед ним предстал коренастый широколобый мужчина, с рябым от оспы лицом и загорелой кожей оливкового цвета. Простая одежда выдавала в нем легионера. Генерал хотел позвать Силена, чтобы тот выступил в роли переводчика, однако один из охранников, сопро вождавших мужчину, сказал, что это необязательно. Перебежчик говорил на карфагенском языке. Гасдрубал нахмурил лоб. Четыре волнистые морщины исчезли лишь тогда, когда он сформулировал вопрос.
— Что ты хочешь мне сказать?
Человек склонил голову и, по обычаю тевестов, поцеловал кончики своих пальцев. Он заговорил на чистом карфагенском языке, украшенном возвышенными оборотами речи, которые соответствовали его приветствию. Он представился слугой Ваала и воздал хвалу тем, кто походил на него в служении этому богу. Мужчина сказал, что хотя в его жилах течет римская кровь и он говорит на латыни, он всегда был верен Карфагену. Его отец, плененный в Первой Пунической войне, женился на африканской женщине из того же народа, к которому принадлежала Дидобал, жена Гамилькара. Перебежчик сообщил, что его с детства обучали римским обычаям и готовили к шпионской службе, чтобы он однажды смог оказать услугу нации, усыновившей его. Во второй год войны он, по приказу самого Бостара, поступил в римскую армию. Однако после трагической смерти личного секретаря Ганнибала он остался один среди врагов, потеряв все связи с карфагенскими офицерами, которым мог бы передавать свои донесения. В последнее время он ждал удобного случая для возвращения к единоверцам и молил богов, чтобы они помогли ему убежать от римлян. Мужчина воспользовался первой же возможностью и принес Гасдрубалу такие новости, которые превосходили по важности все, что он выведывал прежде.
— Что это за новости?
Человек склонил голову и вновь поцеловал кончики пальцев. Затем он развел руками, показывая жестом, что отбрасывает прочь какой бы то ни было обман, и что каждое его слово означает чистую правду.
— Вы попали в западню, — сказал он. — Гонцы, которых ты послал, не добрались до Ганнибала. Нерон схватил их близ
Тарента и нашел письмо, адресованное твоему брату. Из него он узнал о планах, задуманных тобой. Он выбрал шесть тысяч солдат, одним из которых оказался я. Семь дней назад мы покинули южные края. Нерон официально объявил о походе в Ликанию, но, как только мы удалились от глаз твоего брата, наша армия двинулась на север. Он гнал нас, как безумец, и через два дня соединился с легионами Ливия Салинатора.
— Шесть тысяч солдат? — спросил Гасдрубал.
Мужчина кивнул.
— И тысяча кавалеристов.
— Что-то я не видел их, — заметил Ноба.
— Мы прибыли ночью. Никто из нас не появлялся на поле боя. Многие сейчас скрываются в обозе. Мы спали вповалку в палатках или просто на голой земле. Нерон ждет Люция Лициния. Он идет по твоим следам от самой Плацентии и блокирует отходы на Виа Фламиния. Когда он приведет сюда свое десятитысячное войско, все силы будут на местах.
— И тогда они будет превосходить нас по численности на пятнадцать тысяч, — тихо подытожил Гасдрубал.
В его голосе звучали нотки недоверия.
— Кто этот Нерон? — спросил Силен. — Если ты говоришь о Клавдии Нероне, то я тебе не верю. У него на счету много военных кампаний, но он никогда не отличался смелостью и сообразительностью, которые ты нам описал.