Большую часть ночи Силен блуждал по лесу, выставив руки перед собой, чтобы защитить лицо от хлестких ударов ветвей. Иногда он останавливался и подносил ладони к вискам, пытаясь успокоиться. Все шло неправильно. Им следовало оставаться на открытой местности подальше от реки. Даже если бы они ошиблись с направлением, то одолели бы большее расстояние, чем сделали этой ночью. Он знал, что Гасдрубал разделял его мнение. Генерал буквально разрывался на части. Он носился по лесу среди деревьев, кричал, выталкивал из темноты потерявшихся людей и указывал им курс на предгорья. Несколько раз, подгоняя солдат, он промчался в брызгах по речному мелководью, и только сила его голоса помогала воинам сохранять благоразумие.
Гасдрубал не спал всю ночь. Он был истощен и опустошен. Его тело онемело от продолжительных и непрерывных усилий. Однако на следующее утро он имел бодрый вид, чего Силен давно уже не видел. Казалось, он черпал силы в нелег кой ситуации. Близость врага помогла ему одолеть меланхолию, терзавшую его зимой.
Когда Силен отметил это, Гасдрубал ответил со всей серьезностью:
— Да, я сильно тосковал. Но теперь мне хочется опечалить Рим. Пусть он помучится вместе со мной.
Тем же утром Гасдрубал объяснил солдатам, что они попали в окружение. Римляне шли на них с трех сторон. Наверняка в этот день им предстояло сразиться с легионерами. Если им не хватит мужества и они побегут, то их попросту убьют — всех до единого. Сам он больше не хотел убегать от римлян. Гасдрубал повел свое войско от реки на холмистую местность, не зная, что его судьба уже решена. Как только солдаты вышли из леса, они увидели перед собой ожидавшую их армию. Огромная численность римлян подтвердила истину слов перебежчика. Легионеры находились на позициях в боевых формациях.
Гасдрубал призвал своих солдат приготовиться к битве. Пока солдаты выстраивали передние ряды, он шагал перед ними с обнаженным мечом. Генерал казался выше ростом. Его фигура напоминала статую, неуязвимую для любого физического вреда. Он не стал надевать поножи и наплечники. Его мускулистые руки и ноги подрагивали от скопившейся энергии. Мышцы шеи напрягались, как веревки, когда он, приподняв подбородок, выкрикивал приказы. Генерал велел сузить переднюю линию, поскольку два холма теснили их фланги.
Затем, словно прощаясь, Гасдрубал посмотрел на грека. Прежде чем тот успел махнуть ему рукой, генерал отвернулся, и битва началась. Силен стоял на холме, на большом расстоянии от командной позиции Гасдрубала. Впрочем, вид, открывавшийся перед ним, был тем же самым. Две армии столкнулись, словно каждая из них ничем не отличалась от варварской орды. Римляне, как обычно, сделали несколько выверенных по времени залпов, но Гасдрубал велел солдатам использовать эти моменты для быстрых перебежек, чтобы выйти на короткую дистанцию. Порядок войск тут же был нарушен, и дальше о боевом искусстве не могло быть и речи. Ничто в этой битве не напоминало об изяществе, тактике или стратегии. По обе стороны царила чистая и беспощадная паника — люди пытались убить противников до того, как те убьют их самих. Галлы выкрикивали боевые кличи и дули в свои трубы, украшенные головами животных. Они размахивали длинными мечами и вертелись с такой силой, что косы хлестали их по плечам, как плети. Ливийцы демонстрировали невероятное мастерство ближнего боя. Они вели себя, как тихие коварные убийцы, и разили врагов копьями в шеи, лица и плечи. Вытаскивая оружие из ран, они проворачивали наконечники, срывая римскую плоть с костей и сухожилий. Иберийцы сражались обоюдоострыми мечами. Они кромсали руки и ноги врагов до костей — и даже через кости. Их клинки вспарывали незащищенные животы легионеров, вываливая на землю скользкие петли кишок. А римляне отвечали им тем же.
Так могло бы продолжаться еще несколько часов, пока одна из сторон не склонила бы баланс сил в свою пользу. Но Нерон сделал тактический ход, который в одно мгновение изменил течение битвы. Римский консул заметил, что его отряды на правом крыле, примыкавшем к реке, сконцентрировались на пересеченной местности. Им не с кем было сражаться, и они стояли, сохраняя формацию. Он отвел их назад, переместил на другой фланг и направил в атаку на карфагенян. Их массированная поддержка нанесла большой урон африканцам и вбила клин в их ряды. Волны хаоса и паники распространились до самого центра. Исход битвы больше не вызывал сомнений. Римляне поняли, что преимущество оказалось на их стороне. Они стали сражаться еще ожесточеннее.