На миг у ворот воцарилась суета. Люди Масиниссы начали избивать человека ногами, требуя, чтобы тот поднялся с земли. Один из воинов помог ему встать, но мужчина в ответ оскалил зубы и откусил у него кусок щеки. По приказу Масиниссы другой охранник сжал руками голову пленника и задрал ее вверх, показав лицо сначала в профиль, а затем анфас. Чуть позже он разорвал тунику на груди мужчины, словно это могло способствовать его идентификации. Когда магистрат увидел на ладонях человека особые татуировки с львиными следами, у него больше не было вопросов. Он узнал Сифакса.
Масинисса спешился и подошел к воротам так близко, что ему уже не требовалось повышать свой голос.
— Фортуна повернула колесо, — сказал он. — Жители Цирты, я не стоял бы здесь перед вами, если бы полгода назад ваш царь не захватил земли моего отца. Он обесчестил массилиотов, хотя мы всегда относились по-дружески к своим соседям. Сифакс заставил склониться перед собой гордых людей. Но теперь его проступок исправлен. Я здесь не для того, чтобы причинять вам вред. Зачем мне унижать своих новых подданных? Я вернул имущество и земли, которые отнял у нас Сифакс, и забрал себе все, что принадлежало ему. Вы скоро поймете, что я добрее его. Возрадуйтесь и открывайте ворота своему хозяину!
Однако магистрат по-прежнему не мог принять решение. Он посоветовался со старейшинами и задал еще несколько вопросов молодому царю, который уже начал проявлять раздражение. Что стало с карфагенским генералом? Ганнон Барка погиб, ответил Масинисса. Он вознесся в воздух вместе с пеплом. О нем можно забыть. Если бы ливийцы знали Публия Сципиона немного получше, то не сомневались бы в его словах. В последней битве римский консул потерял лишь несколько воинов. Фактически это было не сражение, а бойня. Сципион послал его сюда как брата, с предложением о мирной сдаче города. Но если ворота останутся закрытыми, Цирта без защиты армии окажется в осаде римских отрядов.
Один из офицеров гарнизона воспользовался случаем и выкрикнул насмешку. Какой из Масиниссы царь? Он больше похож на подстилку для римлян. Смех пронесся по стенам города, но быстро затих. В ответ на оскорбление Маси-нисса поцеловал пальцы правой руки и, подув, раскрыл ладонь. Он предупредил, что его милосердие иссякнет через несколько мгновений.
— Если вы не откроете сейчас же ворота, я обещаю убить половину горожан, а остальную продать в рабство. Тебя, магистрат, подвергнут пыткам, жестоко искалечат...
Он продолжал высказывать угрозы, но Имилце больше не слышала его слов. Софонисба схватила ее за руку и потащила через ряды солдат. Она ругалась и подталкивала ее в спину. Выйдя из сторожевой башни, они оказались среди толпы горожан. Хватка Софонисбы оставляла синяки, но Имилце не замечала этого. Она почти не замечала людей вокруг себя. Она не думала о своей судьбе, о повороте Фортуны, о смерти Ганнона или о том, как проживет десяток следующих часов. Все ее думы были о сыне. Мысли пронзали ее, словно дротики, брошенные невидимым врагом. Гамилькар остался в Карфагене! Какая радость, что она не взяла его с собой! Однако вскоре Имилце поняла, что их могут разлучить навеки. Неужели она никогда не увидит его вновь? Не узнает, каким он вырос? Через несколько лет Гамилькар забудет о ней и, возможно, будет называть своей матерью другую женщину. Она подумала о Дидобал, которая в любом случае позаботится о нем. Эта мысль принесла ей облегчение и горькую печаль. У нее появилась мимолетная надежда, что Танит почувствует их беду, поднимет в воздух и унесет в Карфаген. Какое-то время она держала глаза закрытыми и, оступаясь на каждом шагу, просила богиню вернуть ее к сыну, чтобы еще раз прикоснуться к нему, покачать его на руках и покрыть лицо поцелуями...
Даже в таком состоянии она услышала громкий скрип ворот. Этот звук потребовал от нее быстроты и решительности. Имилце открыла глаза и поняла, что они ушли совсем недалеко — всего лишь на другой край площади. Она увидела, как створки ворот раздвинулись. Софонисба не оборачивалась и продолжала идти. Обе женщины медленно прокладывали путь через массу плотно сжатых тел, через запахи пота и жирных волос, через почти неодолимую преграду из людей. У Имилце закружилась голова, и она вдруг испугалась, что упадет через мгновение в обморок.