Выбрать главу

Консул не перебивал его. Он не хмурился, не шутил и не кричал. Однако в какой-то момент Публий приблизился к нему, похлопал ладонью по плечу, погладил его затылок и притянул нумидийца к себе. Прижав лоб к виску Масиниссы , он тихо зашептал слова, которые касались лица юноши, как дыхание любовника.

— Брат, не думай, что я глух к речам о любви. Но, к сожалению, твое желание неосуществимо. Мы с тобой сражались вместе как союзники. Почему ты рискуешь моей дружбой из-за ласк какой-то женщины? Если ты ищешь партнерства с Римом, то тебе нужно показать себя — не просто умелым наездником, но разумным мужчиной, с мудростью в делах и мыслях. Софонисба не будет твоей женой. Извини, что я не объяснил тебе этого раньше — до того как ты приехал в Цирту . Да, она может влиять на людей, и такие мужчины, как ты, испытывают в ее присутствии сильные эмоции. Я все понимаю. Однако обещания, которые ты дал ей в юности, больше не действительны. Они остались в прошлом и никогда не вернутся. Теперь судьба ведет тебя к чему-то большему...

Консул провел губами по щеке Масиниссы, пробежал рукой по его волосам и сжал их в кулаке.

— Ты думаешь, мне легко говорить об этом? — продолжил он. — Подумай сам! Римскую нацию унизили. Мою семью уничтожили. Я приплыл сюда, чтобы спасти мир, каким его знал мой народ. Племена в Иберии объявляли меня живым богом. Даже воины из римских отрядов верят в то, что я хожу под рукой Юпитера. Но мы с тобой знаем истинное положение дел. Не так ли? Боги равнодушны ко мне. Не знаю, как ты, но завтра я могу потерять все, что имею. У меня нет никаких гарантий и богатств. Нет ничего, кроме ума, рук и ног... И ими я пытаюсь спасти свой народ. Вот почему ты мне нужен. Вскоре настанет день, когда я встречусь с Ганнибалом. Ты должен быть со мной на поле боя!

Публий разжал пальцы и отступил на шаг. Он по-прежнему говорил тихим голосом.

— Я скажу это тебе первому, брат. Меня не заставят вернуться в Рим. Мои дела здесь не закончены, и я доведу их до конца. Ты должен понять, какую странную позицию я занял. С одной стороны, меня ждет наказание за неподчинение Сенату. С другой стороны, я вынуждаю тебя выполнять приказ сенаторов. Но только не требуй от меня справедливости. Про-сто слушай и делай, что я говорю. Стань левой рукой для моей десницы. Потяни со мной за веревку, которая затащит Ганнибала в Африку. Помоги мне, и ты станешь одним из величайших царей Африки. Откажись от девчонки. Она римская пленница: жена одного врага и сестра другого. Не в твоей власти изменить здесь что-либо. Софонисба должна отправиться в Рим. Если ее когда-нибудь освободят из рабства, то это случится только после полного поражения Карфагена. Хотя она вряд ли получит свободу. Ее жизнь теперь не принадлежит никому. Даже тебе. Пойми! Если ты сейчас откажешься от союза с Римом, у тебя не будет будущего. Сенат прикажет мне уничтожить тебя, раздавить как насекомое и найти другого человека, чтобы назвать его нашим любимым африканским другом. Когда они дадут мне этот приказ, я выполню его. Но тебе не нужно доводить ситуацию до такого конца. Пожертвуй малым, и все другое останется твоим.

Публий отошел на несколько шагов.

— Мне нужен твой ответ прямо сейчас.

— Я не могу жить без нее, — произнес Масинисса.

— Сможешь! Разве у вас одно сердце на двоих?

— Но я не могу...

— Не таким должен быть твой ответ! — рявкнул Публий. — Кто увидит в тебе царя, если ты не можешь быть сильным?

Нумидиец покачал головой, но что-то в вопросе консула задело его за живое. Ему снова вспомнились недели, в течение которых он скрывался и бродил по Массилии, как изгнанник. За это время он многое узнал, и одним из уроков было то, что он ничем не отличался от других людей. Хотя он носил в своем сердце царскую корону, никто не узнавал его. Он питался жестким мясом у костров, сопровождал торговцев и спал на земле среди собак и нищих. Кто видел в нем тогда царя? Даже собственный народ не признавал его. Они относились к нему как к человеку из плоти и костей, с недельной щетиной на подбородке. Они считали его обычным человеком, который питался, говорил и справлял нужду, как все остальные. Но они не видели в нем царя.