— Ты спросил, кто увидит во мне царя?
— Да, именно это я и спросил.
— И ты хочешь мне сказать, что меня можно заменить? Масинисса уйдет и кто-то другой окажется на моем троне?
— То же самое ты сделал с Сифаксом. В его дворце, в его покоях, на его собственной постели...
И тогда, вопреки своему желанию, Масинисса подчинился консулу. Весь мир стал зыбким и непрочным, поэтому он сказал:
— Я выполню все твои приказы.
— Вот и хорошо, — ответил Публий. — Ты гарантировал свое будущее. Напиши девчонке записку с соболезнованиями, но больше не встречайся с ней. Дай ей знать, что отныне она не твоя жена, а пленница Рима.
Попрощавшись, консул повернулся и ушел. Как только он покинул зал, Масинисса повалился на софу. Запах Софонисбы наполнял его страстью и свивал кишки в тугие узлы. Как он мог такое сказать? Неужели он сошел с ума? А как же жить без нее? Он не сможет. Не сможет! Масинисса вновь и вновь повторял ее имя. Всю свою юность он думал о том, где и с кем она проводила время. Всю иберийскую кампанию он места себе не находил, боясь, что ее обесчестят. Его худшими кошмарами были сны, в которых она отдавала свою любовь другому мужчине. Как он будет жить, отказавшись от нее? Как он будет носить этот камень на шее? Нет уж, лучше просто покончить с собой. Вот именно! Он лишит себя жизни!
Масинисса позвал дворцового слугу и спросил у напуганного человека, был ли у его старого хозяина какой-нибудь яд. Конечно, ответил тот. Яд был очень хороший и многократно проверенный. Вскоре слуга вернулся, сжимая в руке небольшую склянку, украшенную орнаментом. Однако, посмотрев на нее, Масинисса понял, что не сможет убить себя. Он не был обычным человеком. Став царем, он пообещал своему народу, что поведет его в светлое будущее. Ему удалось освободить людей от тирании. Он не мог бросить их на произвол судьбы. Что с ними станет без царя? Ведь, посчитав его самоубийство предательством, Рим повернет на них свою ярость. А как быть с его великими планами, которыми он хотел возвеличить имя отца? Между прочим, это его сыновний долг! Он должен был как-то компенсировать те юношеские годы, когда еще не понимал отцовской мудрости. Он должен был жить!
Придя к этой мысли, царь вызвал старшего евнуха. Когда тот прибыл, Масинисса спокойно сказал:
— Отнеси эту склянку моей жене. Скажи ей, что я выполняю мое обещание. Она не попадет в руки римлян. Но я больше не могу быть ее мужем. Попроси Софонисбу, чтобы она выпила эту жидкость.
Человек без лишних слов взял сосуд, и когда он ушел, Масинисса попытался переключить внимание на государственные дела. Он подумал о Махарбале, который командовал кавалерией Ганнибала. Ему следовало рассказать о нем Публию. Возможно, они придумают план, который поможет им в какой-нибудь битве — если только Махарбал все еще верен Массилии. Масинисса начал просчитывать возможные варианты. Если его армия одержит еще одну победу, он может привлечь к себе от десяти до пятнадцати тысяч нумидийцев. В принципе, нужно рекрутировать и ливийцев — из числа тех, кто еще не сгорел до угольков...
Как раз в этот момент вернулся евнух. Поскольку времени прошло не так уж много, Масинисса подумал, что Софонисба не приняла склянку. Затем он испугался, что римляне обвели его вокруг пальца и похитили ее. Хотя имелись и другие варианты. Возможно, слуга не нашел ее. Или он вернулся с просьбой изменить решение. Однако евнух доложил царю, что его супруга приняла предложенный дар.
— Что она сказала? — вскричал Масинисса. — Повтори мне все до единого слова!
— Она сказала, что принимает твой дар, хотя он сильно опечалил ее. Она сказала, что хотела бы умереть другой смертью, если судьба уготовила ей погибель сразу после свадьбы. Еще царица просила напомнить тебе рассказ о Балатуре. Ни один массилиот не способен хранить верность женщине. Она просила передать, что всегда любила тебя... Только ты был центром ее мира. Затем царица выпила яд. Она выпила его без колебаний и передала мне пустую чашу.
Евнух протянул пузырек царю. Масинисса был уже в слезах, но, увидев предмет на ладони мужчины, он лишился сил и упал на пол. Когда слуга вышел из зала, царь начал корчиться на мраморных плитах, словно стараясь вжаться в их холодную поверхность и стать таким же твердым, чтобы больше не чувствовать плач сердца об убитой любви.
Славная была пора. Ганнибал рассчитал каждый этап кампании. В первые недели ему казалось, что он натянул все ниточки, привязанные к механизмам мира. Отбросив меланхолию, он двинулся от Тарента к Метапонту, подобрал остатки войска покойного Бомилькара и тем самым довел численность армии до тридцати четырех тысяч солдат. Чуть позже он повернул на север и направился в Апулею. Армия Ливия Салинатора шла по его следам, но проблем из-за нее было не больше, чем из-за роя комаров. Они пересекли хребет полуострова через долину Авфид и вызвали панику в городах Ноле и Беневенте. Его отряды перемещались в ленивом темпе, очищая страну от припасов и богатств в почти праздничном настроении. Раннее лето и цветущий край — все принадлежало только им. Солдаты с варварской радостью грабили население. Командир знал, что Мономах крал детей у местных жителей и затем жертвовал их Молоху. Это тревожило его больше, чем он признавал, но Ганнибал впервые дал волю желаниям другого человека. Возможно, Молох действительно хотел больше крови, чем они пролили. Пусть будет так.