— Сочувствую, — прошептал Силен.
Наверное, он хотел что-то добавить, но благоразумно промолчал.
— Давайте не будем говорить о нашей вере, — предложил Магон. — Мы все чествуем Ваала. Это никогда не оспаривалось в нашей армии — даже греками. Лучше поведай нам что-нибудь полезное, Силен. Ты действительно был в Риме? Расскажи нам о римлянах.
Грек с удовольствием подхватил эту тему.
— Они очень некультурный народ. Не так давно Рим был сточной канавой, наводненной блохами. У них и сейчас нет литературы, о которой можно говорить. Они обращаются к богам, когда чувствуют выгоду от этого, но молятся кое-как. На самом деле римляне позаимствовали наших греческих богов и переименовали их. Интересно, кого они хотели одурачить? Конечно, не олимпийцев. Я думаю, что когда им понадобится собственная литература, они возьмут ее у греков. Переименуют Гомера в Помпония или во что-то такое же абсурдное, а затем изменят все имена в «Илиаде». Уверяю вас, у них нет ни капли стыда. Это вполне может случиться.
— Если только их не усмирят, — сказал Бомилькар. — А это вполне возможно благодаря милости Ваала и ловкости Ганнибала. Жаль, что его сейчас здесь нет. Мне хотелось бы, чтобы ты встретился с ним. Тогда, грек, ты бы увидел лик будущего. Скоро он раздавит римлян каблуком. Ганнибал вковал железо в хребты своих солдат. Рим не тот враг, которого нужно бояться.
— Я не воин, — ответил Силен. — Но я знаю более могущественную силу, чем железо.
— Что за сила? — с усмешкой спросил Бомилькар. — Сила перьев и чернил? Ты приверженец школы буйных фантазеров?
— Нет, — сухо ответил Силен, немного опечаленный подобным допущением. — Я не такой идеалист. То, что я хочу сказать, не просто объяснить. Возможно, мне не хватит слов... Вы слышали о Цинциннате? Во время первых лет республики римляне непрерывно сражались со своими соседями. Я хочу рассказать вам о случае, когда эквы поймали римскую армию в западню. Они окружили ее превосходящими силами и обрекли на смерть, поскольку запасы еды и воды убывали. Ситуация казалась настолько безнадежной, что Рим обратился к богам за советом, и в ответ им было велено призвать к власти Цинцинната — солдата-ветерана, ушедшего на покой. Его нашли в поле, где он пахал землю — потного, щурившегося от яркого солнца. А рядом стояла лачуга, в которой, как я думаю, он, жена и дети жили вместе со свиньями. Вы можете представить себе эту сцену. Тем не менее римляне пригласили Цинцинната в город и наделили его властью диктатора. Он оставил плуг на поле, собрал новую армию из сельских парней, за пару недель добрался до эквов и победил их в стремительной атаке. Достойный подвиг для простого пахаря, не так ли?
— Он не был пахарем, — возразил Ганнон. — Цинциннат ветеран. Даже выйдя в отставку, он оставался воином. Что ты хочешь доказать своим рассказом?
— Я полагаю, что он был и воином и пахарем — и тем и другим, а не чем-то одним. Вот моя точка зрения. Эти люди считают себя легионерами, даже будучи сельскими жителями. Они видят себя не только пахарями и животноводами, но и солдатами своего народа. По призыву родины они перестают возделывать землю и начинают размахивать мечами. Одержав победу, Цинциннат сложил с себя диктаторский сан, отказался от власти над Римом и вернулся в свою лачугу. Он поднял плуг, где тот лежал, и продолжил работу на поле.
Магон не думал, что брошенный плуг остался бы лежать на прежнем месте. Кто-то наверняка унес бы его с собой. Но когда он сказал об этом, Силен всплеснул руками, словно рассердился на нелепую придирку.
— Это метафора, благодаря которой рассказчик улучшает симметрию истории. Она не должна отвлекать от истинного смысла. Моя точка зрения...
— Я понял твою точку зрения, — прервал его Ганнон. — Но только ни одна орава сельских остолопов не сможет устоять против армии обученных солдат — людей, избравших воину главной стезей своей жизни. Наемник, который только что явился с ячменного поля, не имеет ни малейшего шанса на победу, если ему противостоит муж, учившийся в схватках несколько лет. Вот почему люди, посвятившие свои жизни копью и мечу, презирают тех, кто ломает спины, выращивая растения на сухой земле. Наша армия боеспособна не вопреки отсутствию гражданских лиц, а благодаря такому отсут ствию. Ни один советник Карфагена не проводит дни в военных кампаниях рядом со мной и моими братьями. Я готов поспорить, что это верно и для римских сенаторов. Мне кажется, Цинциннат просто вымысел. Или, говоря твоими словами, он персонаж какой-то старой истории.