Когда переводчик умолк, Варрон обернулся и ироническим взглядом дал понять своим спутникам, что переходит к сути сообщения.
— В связи с вышеизложенной позицией Рим требует, чтобы Ганнибал свел свои дела к мирным отношениям с союзными племенами, не создавал близ Сагунтума новых поселений и не вмешивался в споры данного региона. Рим требует, чтобы ни один карфагенянин или союзник Карфагена не пересекал границы Эбро по той или иной причине. Кроме прочего, Рим требует...
— Достаточно! — проговорил Ганнибал.
Он произнес это слово на латыни — негромко, но так, что оно заставило римлянина замолчать. Полководец наклонился вперед, впервые показав Магону свой профиль. Глубоко посаженные глаза прятались в тени под нависшими бровями рядом с острым изогнутым носом. С его подбородка, как и у всех солдат Священного отряда, свисал шишак волос, обвитый лентой. Он прикоснулся пальцами к бороде и, казалось, выжал из нее ответ.
— Мне больше не нужно твоих «кроме прочего». Ты изложил свою мысль. Хочешь знать, что я отвечу?
Варрон собрался с храбростью. Он был сбит вмешательством в его речь и, видимо, испытывал трудности при непосредственном обращении к Ганнибалу на латыни. Ему даже пришлось прочистить горло перед тем, как ответить.
— Поскольку меня прервали, я не закончил то, что должен был сказать.
— Да и так уже все понятно...
Ганнибал встал с кресла и сделал шаг вперед. Он был на голову выше римлянина. Согнув несколько раз оголенные руки, он покрутил плечевыми суставами и энергично, до хруста, пошевелил нижней челюстью. Его внешний вид удивил Магона. Физически он никак не изменился: Ганнибал всегда поддерживал хорошую форму и сверх меры закалял себя дис циплиной. Но теперь в его движениях появились свобода и утонченность, хотя разговор ему явно не был приятен. В глазах отражалась задумчивость. Он прошелся перед послом, рассматривая деревянные стойла, грязный пол конюшни и эмблему на щите одного из солдат Священного отряда. Затем командующий взглянул на Магона и кивнул, отмечая его прибытие.
— Откуда взялась эта басня о дружбе между Римом и Сагунтумом? — спросил он, снова переходя на карфагенский.
Молодой переводчик едва успевал за его напористой речью.
— В каком договоре отражены ваши братские отношения? Мне кажется, что этот город стал другом Рима совсем недавно — возможно, только на словах и с единственной целью. Давай поговорим начистоту об истоках вашей симпатии друг к другу. Рим недоволен процветанием Карфагена. Вы считали нас побежденным народом и вдруг обнаружили, что мы преуспеваем. Мы пришли в эти края, укротили дикие народы и обрели богатства, ожидавшие нас здесь. Вот почему вам неймется. Рим всегда источает ненависть, когда в руках карфагенян, словно по волшебству, появляются серебряные монеты. Будь искренним и признайся, что тебя привели ко мне зависть и алчность, а не забота о защите какого-то города. Спор о Сагунтуме — лишь повод для открытой вражды между нами.
Ганнибал замолчал. Когда его слова были переведены, римлянин быстро ответил:
— Союзный договор между Сагунтумом и Римом хранится в архивах Сената. Наша дружба хорошо известна и не может подвергаться сомнению.
— Прекрасно, — не дожидаясь перевода, произнес Ганнибал. — Тогда продолжим разговор.
Вместо этого он подошел к ближайшему стойлу. В ответ на его шаги из тени появилась голова коня. Расширив ноздри, лошадь потянулась к руке человека. Ганнибал приветствовал животное щелчком языка, затем погладил гриву, проверил уши коня и провел рукой по длинным ресницам. Когда он снова заговорил, его голос звучал несколько рассеянно.
— Мое второе замечание касается римского вмешательства в нашу сферу влияния, — сказал Ганнибал. — Сагунтум со всех сторон окружен племенами, лояльными Карфагену. Жители этого города непрестанно нападают на наших союзников — турдетан. Только в нынешнем году они убили вождей трех кланов. И, спрашивается, за что? Неужели небольшие племена могли угрожать Сагунтуму — и Риму, соответственно? За какие проступки они были распяты? Я задаю вопрос, но не ожидаю твоих объяснений, потому что у тебя не может быть ответа — во всяком случае, честного.