В перерыве между вечерними торжествами Имилце извинилась и прошла в ванную комнату. Присев облегчиться, она обнаружила причину своих физических недомоганий.
Их породили не столько тяготы дня, сколько давно забытые месячные кровотечения, которые отсутствовали у нее с того блаженного момента, когда она забеременела Маленьким Молотом. Как много месяцев прошло после ее последней менструации? Почти два года. Имилце надеялась, что семя Ганнибала задержится в ней. Но даже до того, как ее цикл возобновился, она поняла тщетность этих ожиданий. Сидя на корточках, Имилце прислонилась к каменной стене и обхватила голову руками. На нее напала беспричинная грусть. Она думала о Ганнибале и молча осуждала его за то, что он оставил ее одну среди чужих людей.
Софонисба оказалась ответом богов на ее безмолвные молитвы. Младшая сестра Ганнибала подошла к ней в дворцовом саду, окрашенном лучами заката. Она принесла с собой два маленьких кубка с вином, один из которых предложила Имилце. Они уже встречались вечером. Но им удалось только обменяться кивками и обычными приветствиями.
— Ты пробовала это? — спросила Софонисба. — Вино из пальмовых плодов. Его считают напитком бедняков, но матери оно нравится, и она всегда держит небольшой запас для личных нужд. Его нужно пить осторожно. Оно сильно пьянит. Пойдем поговорим у рыбных прудов.
На вид Софонисбе было двенадцать-тринадцать лет. Ее женственность только начинала распускаться, но она проходила этот краткий период между детством и зрелостью с такой самоуверенностью, что заставляла Имилце стыдиться своей скромности. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы оценить монументальную красоту Софонисбы. По форме лба, скул и носа она напоминала мать, но тон ее кожи имел более светлый оттенок, чем у всех других сородичей, а рот был мягче. Имилце почувствовала, что ее собственная внешность меркнет рядом с красотой юной девушки. К счастью, Софонисба не согласилась с этим.
— Ты теперь самая грациозная женщина в Карфагене, — сказала она. — Другие будут ревновать, но ты не обращай внимания. Можно подумать, что твою фигуру высек скульптор. Даже удивительно, что такая красота могла придти в наш мир через проход между женских ног. А твой ребенок! Мать едва не лишилась чувств. Конечно, по ее виду этого не скажешь, но сегодня вечером, когда Дидобал ушла в свои покои, она плакала, думая о нем. Она не делала этого с той поры, как узнала о смерти отца.
Имилце держала кубок в руках, не пригубив ни капли вина.
— Неужели мой ребенок так разочаровал ее?
— Разочаровал?
Софонисба наморщила лоб, отчего ее лицо на миг стало непривлекательным. Затем она улыбнулась и снова превратилась в красавицу.
— Она плакала от радости. Увидев сегодня перворожденного внука, она уловила в его лице знакомые черты и поняла, что ее супруг стал бессмертным. Нет, она не разочарована. Ее слезы были вызваны восторгом.
Имилце посмотрела на нее с благодарностью. Заметив этот взгляд, Софонисба подошла поближе.
— Многие относятся ко мне как к девочке, — сказала она, — но я надеюсь, что мы станем подругами. Ты хотела бы этого?
Имилце кивнула головой.
— Очень.
— Хорошо. В знак моего расположения я поведаю тебе все, что знаю о Карфагене. По крайней мере, важнейшие сведения. Но сначала ты должна рассказать мне о братьях. Я годами не видела их. Даже Магона. Честно говоря, сестра, я вообще не помню старших братьев. Расскажи мне о них и о других молодых генералах. Я ведь еще не замужем. Здесь есть юноша, массилиотский принц по имени Масинисса. Он хо чет жениться на мне. Говорит, что это неизбежно. Ты слышала о нем?
— Нет, — ответила Имилце.
По лицу девочки пробежала тень разочарования.
— Ничего... Через несколько лет услышишь. Я могу стать его женой, но сначала он должен проявить себя как мужчина и совершить несколько подвигов. Красавчик Масинисса еще мальчик. Ты рассказывай! Рассказывай! Я постараюсь придержать свой язык, пока ты будешь говорить о братьях.
И хотя девочка действительно замолчала, Имилце начала рассказ с трудом. Ей хотелось выразить свою признательность Софонисбе за то, что она омыла ее теплой бескорыстной дружбой и сняла с плеч тяжелый груз одиночества. Из всех жителей Карфагена только она говорила с ней открыто и благожелательно. Но поскольку никто не просил Имилце о благодарности, она прочистила горло, отхлебнула пальмового вина и стала отвечать на вопросы Софонисбы — так полно, как могла. Несмотря на тайное кровотечение, она поняла, что сможет выносить этот африканский мир еще какое-то время.