— Я приехал служить тебе, брат. Хотя не ожидал найти в твоей конюшне римлян.
— И я не ожидал, — ответил Ганнибал. — Но не будем забывать, что все происходит по воле Ваала. В воздухе витают великие предвестия, возможности и призывы богов к героическим действиям. Поэтому подобные негаданные встречи вполне естественны. Эй, слушайте...
Он простер руки в стороны и замахал ими, призывая братьев к себе.
— Разве это не чудесный момент? После стольких лет разлуки все сыновья Гамилькара наконец-то собрались вместе! Завтрашний день сулит нам многие славные дела во имя Карфагена и в честь нашего отца...
В этот момент в конюшню вошел солдат, отправленный за сандалиями. Он робко прижимал к груди свою ношу. Ганнибал захохотал.
— Мы позволили нашим гостям уйти без обещанной обуви! Какая жалость! Тогда давай одну пару мне. Чего только не натерпелись мои ноги на севере. А вторую пару дай моему брату. Пусть это будет первым подарком из многих последующих.
Он взял сандалии и похлопал ими по груди Магона.
— Я должен позаботиться о вернувшихся, — сказал командир. — Они потрудились сверх меры и посему заслужили награду. Сегодня вечером... Сегодня мы будем восхвалять богов. Мы позволим армии праздновать победу. И скоро я открою вам то, что запланировал для нас.
К наступлению сумерек вся работа была завершена. Часом позже офицеры, вожди и сановники, куртизанки, виночерпии и люд для забав стали собираться в большом банкетном зале — в огромном помещении, с высоким потолком и стенами, выкрашенными в ярко-красный цвет африканского заката, через который мчались черные силуэты львов. Гости попадали в обстановку, дрожащую от боя ручных барабанов, звона цимбал и ритмов трещоток. Столы располагались у самой земли. Подушки подпирали спины гостей. Для комфорта толстые ковры были сложены в несколько слоев. Вина разных сортов предлагались с невиданной щедростью. Мальчики, моложе двенадцати лет, сновали в толпе, с кувшинами, в которых плескалась рубиновая жидкость. Им велели наполнять все кубки, независимо от желания гостей, и они выполняли эту обязанность с детским энтузиазмом.
Вожди и их советники прибывали на пиршество волна за волной. Слуги двигались в унисон — возможно, подчиняясь мелодическим ритмам, незаметным для постороннего слуха. На каждый стол перед гостями выставлялось блюдо с крупной рыбой, разинувшей рот. Слуги разрезали ей гладкий бок по всей длине брюха. Просунув пальцы внутрь, они помогали рыбе породить еще одну — на этот раз, с красной кожей — а та, в свою очередь, оказывалась вместилищем для жареного угря, из которого вынимали длинную и скользкую связку миниатюрных осьминогов, новорожденных, размером с виноградины, так и просившихся в рот. Так за несколько мгновений одна рыба превращалась в букет океанической роскоши, и каждая следующая из них имела свою специфическую приправу и была приготовлена на особый манер, прежде чем ее помещали в живот другого морского существа.
Обнаженные мужчины, уравновесив вертела на могучих плечах, вносили в зал жареных кабанов. Туши, в их обуглившемся великолепии, возлагали на догорающие угли. Эти массивные щетинистые твари даже в нынешнем смиренном состоянии выглядели как существа, помещенные на землю странным и безумным богом. Гости отхватывали ножами куски и покачивали жирными подбородками, наслаждаясь сочным мясом, которое было пропитано дымным сладковатым запахом, оставлявшим на нёбе томительный вкус. Среди всех этих лакомств, словно разноцветные соцветия, стояли небольшие блюда с фруктовой пастилой и жареными овощами, а рядом возвышались чаши с оливками и с девственно чистым растительным маслом.
Таким был пир для офицеров, вождей союзных племен и храбрых солдат, отличившихся во время кампании. Сам командир, как было хорошо известно, почти не прикасался к деликатесам подобного рода. Гурманство Ганнибала, в основном, проявлялось в тех его чертах, которые в кругу военных считались достоинствами: чистая совесть перед лицом боли, мук и смерти; непреклонная дисциплина и холодный рассудок в мгновения, когда его приказы означали жизнь и смерть для тысяч людей. Он упражнял свое тело даже в свободное время: прогуливался, когда мог отдыхать; стоял, составляя или читая письма; ходил в сандалиях со свинцовой подошвой; во время тренировок надолго задерживал дыхание — эта малоприметная привычка делала его выносливым выше возможностей многих людей. Его брат Гасдрубал обладал таким же мощным телосложением. Но он упражнялся лишь для похвальбы на публике, и о его любви к увеселениям ходили целые рассказы. О пределах закалки Ганнибала можно было только догадываться, а вот о его умеренности знали все. Он никогда не пил вина больше половины кубка, не наедался до пресыщения, не спал дольше первых мгновений зари и всегда вставал перед рассветом, чтобы обдумать грядущий день. Он отдавал предпочтение постному, а не жирному; простой одежде, а не роскошным нарядам; твердости земли, а не мягкости своей дворцовой постели. Кроме того, Ганнибал ценил свою жену превыше других женщин, что являлось настоящим отклонением от нормы для мужчины в расцвете сил, который правил юными рабынями, служанками и проститутками, женами и дочерьми людей, обожавших его или питавших какие-то амбиции. Он мог бы выбирать наложниц среди тысяч красавиц, захваченных у покоренных племен, однако командир не делал этого. Он сохранял себя лишь для того, что считал действительно важным.