Естественно, что офицеры питались лучше солдат. Благодаря такому преимуществу Магон имел больше сил для движений. Поначалу он вытаскивал людей, застрявших в грязном месиве, вскапывал снег руками, разрезал лед клинком, подталкивал солдат и шлепал животных по крупу. Позже, когда его руки, онемев от холода, не могли уже держать меч или копать снег, он просто выкрикивал поощрения, приказы и проклятия, заставляя подчиненных идти вперед. Это длилось часами — одно невыносимое мгновение переходило в следующее. Каждый шаг был похож на предыдущий. Лица воинов сливались друг с другом. Погруженные в снег тела ничем не отличались в своей безнадежной усталости. Слезящиеся глаза, потрескавшиеся губы, с которых слетали тихие просьбы, скорченные пальцы, разгребавшие крошево льда — все это не имело начала и конца. Таков был их мир, в котором жизнь не имела смысла.
Магон потерял счет моментам, когда ему казалось, что он достиг последней вершины. Проходило мгновение, и он понимал, что находится на выступе горного склона, на очередном бугре или карнизе, за которым начинались новые высоты. Это сводило с ума. Ландшафт менялся, будто по воле коварного и злого бога. Стоило отвести взгляд, и горы поднимались выше. Но самым обидным было то, что мир скрывал свою изменчивость. Когда Магон осматривал местность внимательным взором, вершины прекращали движение и напускали на себя невинный вид, словно звери, с покорно опущенными холками.
В какой-то момент, который остался неотмеченным во времени и памяти, Магон перестал помогать другим людям. Он молча шел вперед, потеряв отставшего Силена. Таким чудовищным было это восхождение. Сначала он проходил мимо некоего человека; чуть позже тот проходил мимо него. Это просто закон бытия, понял Магон. Каждый боролся сам за себя. Он стал похожим на других. Его улучшенного рациона не хватило для того, чтобы выделиться на фоне остальных людей. Тело начало питаться собственной плотью. Он чувствовал процесс усыхания, растворения тканей под кожей, вытягивания жидкостей из мышц. Вместо них оставались тонкие связки, туго натянутые постоянным движением. Они почти не подчинялись его приказам.
Он полз на четвереньках, дюйм за дюймом переставляя руки и ноги, когда порыв ветра, ударивший в лицо, едва не сбросил его со склона. В леденящем воздухе ощущалась новая, не виданная прежде сила. Магон пригнул голову под защиту локтя и выругался, подумав, что он вновь достиг какой-то возвышенности с видом на очередную цепь непроходимых гор. Он почувствовал, что ему не хватает дыхания от колючего ветра. В нем вообще не осталось теплоты, и он начал бояться, что вскоре его внутренности покроются льдом. Сначала замерзнут ноги, затем руки, колени и предплечья, потом грудь. Все части тела превратятся в камень и станут единым целым с горами. Он нашел в этой мысли приятный покой. Он сможет лежать, отказавшись от борьбы и движений. Он будет вспоминать о прошлой жизни. Он, наконец-то, сможет отдохнуть. Грек говорил ему правду. Такие высоты не предназначены для смертных людей. Зачем уклоняться от истины, когда можно просто заснуть? Сдаваться не сложно. Труднее было продолжать движение.
Возможно, Магон действительно сдался бы. Но до него донесся голос. Он поднял голову и, ежась от ветра, понял, почему тот дул так свирепо. Над ним было только небо. К югу, по синему полотну пространства дрейфовали лоскутья облаков. Магон поднялся на ноги и неуклюже зашагал вперед по голой скалистой породе, отшлифованной снежной поземкой. Горные склоны спускались в долину, ниже которой виднелась равнина, утопавшая в буйной зелени. Он стоял на вершине!
Не дальше, чем в броске камня, какой-то безумец взобрался на большой валун. Это его бессвязная речь расшевелила Магона. Он указывал рукой на долину и кричал проходившим солдатам, что цель уже видна.
— Смотрите! Вот она, богатая Италия! Вот награда за ваши усилия! Мы теперь на крыше мира, и нам не нужно больше карабкаться вверх. Теперь путь будет только вниз. Все трудности позади! Спешите! И тогда к вечеру вы сможете выспаться на плоской земле!
Магон с трудом узнал кричавшего человека. Всклокоченная борода безумца белела от полосок льда, хотя с его висков стекали капли пота. На щеках виднелась красновато-черная короста. Сняв шлем, он триумфально махал им над головой. Его спутанные волосы прилипли к черепу, повторяя форму головного убора. Он казался диким существом — каким-то безумным пророком, кричавшим на бурю. Одежда развевалась вокруг него в порывах ветра. Но Магон вдруг понял, на кого он смотрел. Он узнал голос брата и увидел в его глазах сияние невыразимого энтузиазма. Магон подошел к валуну и, вытянув руку, дотронулся до ноги Ганнибала. Тот посмотрел на младшего брата и улыбнулся. Радость расцвела на его губах и в складках лба. Он что-то тихо произнес. Магон прочитал его слова по губам.