Трудно было сказать, почему он остановился. Имко понял это только тогда, когда его крик стал единственным звуком в безмолвном мире. Двое солдат, которые споткнулись на повороте, смотрели на него с расстояния трех шагов. Он проехал на льду до самого обрыва. Пропасть зияла прямо за его ногами. Он взглянул на мужчин и покачал головой, выражая этим жестом всю глубину своих чувств. Затем он встал и медленно двинулся дальше. Имко больше не хотел возвращаться за брошенной накидкой.
Третий день оказался самым худшим. Когда стон отчаяния и гнева прокатился по колонне, у него появилось недоброе предчувствие. Оказалось, что горный обвал перегородил дорогу на нижнем ярусе. Почти отвесный обрыв не предпо лагал путей обхода. Им следовало очистить тропу от завалов. Это нелегкое дело осложнялось тем, что множество камней, смешанных со льдом и снегом, нельзя было сдвинуть с места даже с помощью слонов. Большие валуны нужно было как-то расколоть на куски. Икакой-то галл, в чьем опыте Имко сильно сомневался, предложил развести рядом с ними большие костры, чтобы камни раскалились докрасна. Затем их, якобы, нужно было облить водой или уксусом. Перепад температуры, утверждал этот тип, расколет камни и сделает их подвижными. Сомнительный рецепт.
Имко целый день срубал деревья и перетаскивал их по сугробам к кострам. Это была трудная работа — такая же опасная, как сражение с варварами. Увязая в снегу по пояс, он рубил неподатливую древесину, которая наносила топору больший ущерб, чем получала сама. Имко даже заплакал. Он не испытывал страха. Он больше ничего не боялся. Слезы текли из-за печали, усталости и гнева. Он так долго жил с этими эмоциями, что они стали частью его бытия.
Или, возможно, слезы были вызваны воспоминаниями о детстве, когда его считали не воином, а ребенком; когда рядом с ним находилась мать — та женщина, которая шлепала Имко по ягодицам, вытирала ему рот, заботилась о нем во время болезней, кормила хлебом, смоченном в оливковом масле. Вся его жизнь превратилась в трагедию — такую большую и непоправимую, что он даже не обрадовался, когда среди дыма и огня огромная глыба взорвалась и разлетелась на мелкие осколки. Подумаешь, какая глупость, подумал он. Валун, расколотый на части. Опять идти. И снова холод. Разве это можно было сравнить с объятиями женщины, породившей его? Похоже, все вокруг сошли с ума, как и их командир.
Затем случилось нечто неожиданное. Через четыре дня после начала спуска он, дрожа от холода, проснулся у подножья Альп и увидел перед собой итальянскую землю. Пони-8 Гордость Карфагена мание того, что они совершили невозможное, приходило к нему постепенно, как этот ясный и солнечный день. Армия, которая покинула Новый Карфаген, насчитывала более ста тысяч воинов. Теперь, когда они спустились с перевала избитыми, усталыми и истощенными, их численность составляла около тридцати тысяч. Армия потеряла больше половины лошадей. Слоны уцелели все, но они были жалки. Богатый обоз с добычей и многочисленное сборище торговцев, проституток, нищих и рабов пропали в пути, насколько он знал, безвозвратно.
Но в то утро, выглянув из палатки и увидев синее итальянское небо, Имко понял, что, несмотря на все потери, они остались непобежденными. Его сердце наполнилось давно забытым энтузиазмом. Ситуация могла измениться к лучшему. Возможно, его ожидали награды и удовольствия, несопоставимые с ласками матери. Имко вновь почувствовал себя солдатом, перед которым стояла великая задача. Их армия напоминала бурю, вот-вот готовую разразиться над Италией. Кто теперь мог остановить их грозную поступь?
Наткнувшись на того мертвеца, Эрадна сразу смекнула, что ей повезло. За время похода она повидала множество трупов, но этот покойник сидел с вытянутой рукой, словно слепой нищий, просившей милостыню у невидимых прохожих. Возможно, его поза обманула других мародеров. К счастью, Эрадна увидела, как ворон, сидевший на плече человека, осмотрелся и клюнул его в губы. Черты лица выдавали в мужчине иберийского кельта. Он был старше многих воинов. Его глаза смотрели на тропу. На губах шелушилась черная короста. Щеки почернели от обморожения, полученного за несколько дней до смерти.
Отталкивающий вид мертвеца не помешал Эрадне ощупать его пояс и снять с плеч толстый плащ из волчьей шкуры, который мог бы пригодиться ей в походе. Девушка сначала удивилась, что этот человек замерз в такой одежде, но затем она увидела другую его руку, прижатую к коричневому пятну на серой тунике. Пальцы сжались на древке стрелы. Судя по всему, он принял медленную и мучительную смерть. Его приподнятая рука была мольбой о помощи, которая, увы, не пришла. Эрадне пришлось повозиться, чтобы снять с него плащ. Она благодарно кивнула мертвецу и зашагала дальше, лелея веру в то, что Артемида по-прежнему заботится о ней.