Выбрать главу

Я поворачиваюсь к Дженайе – она наверняка знает ответы, но она смотрит на закатное солнце, и сразу видно, что мечты ее уплывают прочь, в облака.

Вдалеке в сине-оранжевом небе показалась неяркая луна, до нас долетает привычный шум Бушвика, окутывает нас, и крыша превращается в уютную ладонь, в которой мы угнездились.

– Зи? – зовет Дженайя, не глядя на меня.

– Ну?

– Как думаешь, есть у меня шанс?

– С кем? – уточняю я.

– С Эйнсли, – произносит она негромко.

– Блин, – все, что я говорю в ответ.

Глава четвертая

Утро первой каникулярной пятницы, и квартира превратилась в хрупкий пузырь: круглый, полный, беззвучный, и там, внутри, все четыре мои сестры затиснуты в одну комнату. Мы теперь все примерно одного роста и размера, но по-прежнему спим в своих детских кроватях.

У стен стоят две двухъярусные кровати, еще одна, односпальная, прямо под окном – на ней спит Дженайя.

Я встала раньше всех и читаю книгу с карандашом и маркером в руке, как учил папуля. Я читаю «Между миром и мной» и думаю про Мекку Та-Нехиси Коутс – Говардский университет, про то, что в университете все будет как в другой стране: никаких тебе чужаков, которые приедут и все испортят. И лица у людей там такие же, какими были в 1867 году, когда Говард основали. И хотя студенты все приехали из разных концов страны и даже со всего мира, все они говорят на одном языке – языке чернокожих, африканцев, карибов и афролатиносов, и в них есть все, что есть и во мне: Гаити, Доминикана; там все темнокожие.

Я дочитываю главу и выглядываю в окно – началась ли уже подготовка к общему празднику. Но вижу я только братьев Дарси возле их дома. Эйнсли скачет и молотит кулаками по воздуху, будто решил подраться. Дарий растягивает мышцы ног, футболки у обоих взмокли по вороту от пота. Из того, как они одеты, я заключаю, что они явно не играли в мяч в парке, не подтягивались и не крутились на турнике, как другие местные парни.

На углу белая женщина, надев полиэтиленовый мешочек на руку, убирает какашки за своей собакой. Подбирает мешочек, завязывает, бросает в ближайшую урну, потом гладит собаку – мол, молодец. Еще я вижу мистера Тернера из конца квартала – он стоит у бодеги Эрнандо и пьет кофе. А потом он достанет пластмассовые ящики, поставит их на бок и сядет дожидаться сеньора Фелициано, Стони, Асенсио, мистера Райта и других местных дедуль на ежедневную партию в домино или в карты – по ходу они будут с азартом обсуждать политику или футбол.

К концу дня они освободят место для молодежи – Колина и его приятелей, которые будут просто стоять и пялиться на девушек, тянуть совсем-не-сок из бутылок – и с тем же азартом обсуждать политику и баскетбол. Потом начнется общая вечеринка, зазвучит музыка, до поздней ночи все будут есть и танцевать. Это один из моих любимых дней в году. Такая уменьшенная копия других моих любимых дней: когда мы идем с папулей на Доминиканский парад, или с Мадриной на Пуэрториканский парад, или с мамой на поднятие гаитянского флага в День Вест-Индии. Такие праздники объединяют всех жителей квартала – выходцев из Доминиканы, Пуэрто-Рико, Мексики, Панамы, с Гаити и Ямайки, афроамериканцев – приходят сюда и белые пары, те, кто в последнее время переехал в таунхаусы в конце квартала.

Мой район выстроен из любви, но жизнь в нем поддерживают деньги, здания, еда и рабочие места, – и даже я не могу не признать, что эти новые жильцы, у которые много денег и собственные мечты, в чем-то способны его улучшить. Наша задача – придумать, как оставить Бушвик прежним, но при этом сделать лучше.

Тут мне в голову приходит мысль. Я хватаю свой маленький ноутбук и пишу первые строки конкурсного эссе в Говард.

Иногда любви недостаточно для того, чтобы объединить соседей. Нужно нечто более материальное: достойное жилье, работа, доступ к ресурсам.

Лучше всех это сформулировала моя младшая сестра, которая считает себя профессиональным финансистом: Любовь – абстракция. Деньги – нет.

Я печатаю, стираю, печатаю, стираю снова и снова. Вздыхаю. Закрываю глаза. Отпускаю пальцы танцевать по клавиатуре.

Как спасти свой район

Взять имя Робин и встать на углу, Где сошлись мечта и реальность, И сложить высокую стену из кирпичей, Оградить стеною мой Бушвик. Я не очень люблю ходить далеко, Туда, где Бед-Стай и Форт-Грин, Где кофейные чашки и пудели на поводках. Не встречала я бездомных зверей – собак и котов – Лучше тех, что живут на мусорке рядом с Викофф-авеню, Под рельсами над головой, что как шрамы у наркоманов, Наркоманы в папины времена приходили к зверям посидеть, поболтать. Говорит надежда: пусть вместо углов будут длинные улицы без конца, Пусть будут зелеными все светофоры. Но не знает она, что дом всегда на углу, Где ломаются линии, образуя узор нашей жизни. Где все повороты круты.