– Получается, я не смогу выйти замуж раньше Марисоль? – огорчается Лайла. – Да ты на нее посмотри, Мадрина! Мне сто лет ждать!
– Да, верно. И есть два подхода к институту брака, – заводит Марисоль, и по комнате прокатывается вздох, потому что сейчас она начнет сыпать фактами, цифрами и статистикой – всем тем, что связано с любимой ее вещью на свете: деньгами. – Либо брак – это ложное представление о том, что любовь вечна, и тогда женщина попадает в финансовую зависимость от мужа; либо получается, что два дохода лучше одного. Любовь – абстракция. А вот деньги – нет.
– Ха! Вот эта точно выйдет замуж по расчету, – определяет Мадрина. – Складывай яйца в эту корзину, Бени.
– Да ладно! – наконец вступает в разговор Дженайя, дождавшись, когда все умолкнут. – Так выглядит будущее, Мадрина. Мы все думаем про карьеру, цели, преодоление препятствий. И – да, Марисоль: про деньги мы думаем тоже!
– Сперва карьера, потом семья! Прямо как у гринго?
– Нет, Мадрина, – поправляю я ее. – Не как у белых. А как… у женщин! У всех женщин!
– Например, у Бейонсе или Дженнифер Лопес, – поясняет Дженайя.
– Лапушка моя, – восхищается мама, улыбаясь и склоняя голову набок. – Всего год в колледже проучилась, а уже думает, что самая умная.
Лицо у Дженайи вытягивается, я вижу, что ее это задело. На данный момент моя старшая сестра – самый образованный человек в нашем семействе, она первой получит четырехгодичное высшее образование.
Мама родила Дженайю, когда была совсем молодой, после этого отучилась всего пару семестров, а потом бросила учебу, потому что забеременела мной. Папа закончил двухгодичный курс в местном техникуме, получил диплом и страшно этим гордится. Поженились они очень, очень рано. И – спасибо «лос эсперитос», как выразилась бы Мадрина, – до сих пор неплохо друг к другу относятся. А когда-то относились не просто неплохо. Собственно, их любовь и сейчас никуда не делась.
Знаю я об этом потому, что, пока мы треплемся в гостиной, папуля моет посуду, наводит порядок на кухне, приносит маме стакан воды, забирает у нее пустую тарелку. Некоторые мужчины из нашего квартала – Боббито, Уэйн и Эрнандо – вечно его дразнят подкаблучником. А я-то знаю, что такие мелочи он делает всю свою жизнь. И в глубине души сознаю, что такая любовь – большая редкость.
Пока мама с Мадриной чешут языками, я киваю Дженайе. Она встает, идет вымыть свою тарелку, а потом выскальзывает за дверь. Я не свожу глаз с близняшек – они заметят первыми. Но они закопались в телефоны – видимо, просматривают свои бесконечные селфи. Выждав пару минут, я на цыпочках пересекаю небольшую гостиную и тихонько прикрываю за собой дверь.
Дженайя поджидает меня в коридоре. Мы ухмыляемся друг другу.
– Доброго вам вечера, дамы, – раздается со второго этажа, и мы обе вздрагиваем.
Смотрим вниз через перила – и видим в последнем лестничном пролете здоровенную башку Колина. Мы с Дженайей одновременно вздыхаем и закатываем глаза.
– А еще скажу, что выглядишь ты супер, Дженайя, – добавляет Колин, подходя к нашей двери.
– Да ладно тебе, – отвечаю ему я.
Но он меня будто и не видит, двигает прямо к сестре. Берет ее руку, целует – прикидывается джентльменом, а не похотливым придурком, каким является на деле.
Колина мы знаем всю жизнь, потому что он племянник Мадрины. А поскольку своих детей у Мадрины нет, она вроде как усыновила Колина – даже говорит, что оставит ему дом в наследство. Каждое лето он по многу недель проводит с ней, рядом с нами. Пока мы были мелкими, Колин был нам за этакого старшего брата. Охотно играл с нами в «чепуху», кем надо, тем и прикидывался: монстром, чупакаброй, пожирателем смерти – и гонялся за нами по парку Марии Эрнандес. Но три лета назад ему стукнуло восемнадцать, он окончательно переехал к Мадрине и с тех пор понемногу нас достает – тем более что у него растет борода и сломался голос. Он перестал играть с нами в игры, а в один прекрасный день вручил Дженайе письмо, в котором признавался в вечной любви. С тех пор все стало как-то не так.
– С возвращением, Дженайя, – говорит он вкрадчиво и смотрит на нее щенячьими глазами.
Дженайя выдергивает руку и качает головой.
– Давай быстрее, а то там все съедят.
Колин открывает дверь в квартиру, и Мадрина сразу же выдает:
– Колин, mi primo[13]! Видел, какие сопернички въехали в дом напротив?
Дверь захлопывается, и нам с Дженайей наконец-то удается вволю похохотать над этой уморой, которую представляют из себя наш дом, наша семейка, наша жизнь.