На следующий день я подстерег Гуляб-Джамал на улице.
- Ты опять посмеялась надо мной, - сказал я.
- Ты хотел моего позора, - ответила она.
- Я видел твое лицо.
- Полгорода видели твой голый зад.
- Я все равно оборву тебе лепестки и обломаю шипы.
- Сначала обуйся, а не то наколешь пятку о колючку.
- Придет время, и ты станешь моей.
- Время придет, когда верблюд полетит, - ответила она насмешливо, и поносила меня прилюдно, и показывала пальцем.
- Забудь эту ведьму, - уговаривали меня друзья. - Мало ли красавиц на свете?
- Мне хочется только ее, - отвечал я. - И я ее получу, будь она хоть сто раз горда.
В один из вечеров, когда шербетфуруш шел домой, мои друзья, переодетые разбойниками, напали на него в переулке, грозя лишить жизни и требуя денег. Когда шербетфуруш уже распрощался с жизнью, я выскочил из темноты, прогнал разбойников, с которыми загодя договорился, получил от них небольшую рану в плечо, и предстал перед стариком спасителем.
Он долго благодарил меня, а когда заметил, что рукав моего халата промок от крови, начал уговаривать зайти к нему в дом, чтобы промыть рану и наложить повязку. Я долго возражал, говоря, что не совершил ничего героического, а только выполнял завет Аллаха, заступившись за ближнего, но потом сделал вид, что ослабел от потери крови и прошел его в бедный дом.
Навстречу нам выбежали Гуляб-Джамал и ее мать. Узнав, что произошло, они упали передо мной на колени, целовали мои руки и благодарили за спасение, и это было бальзамом для моего сердца.
- Уважаемый, - сказал я. - Твоя дочь сияет, как солнце. Клянусь, что не видел девушки прекраснее. Если бы я стал ее мужем, то был бы счастливее всех в этом мире.
И старик немедленно ответил:
- Если твое сердце потянулось к ней, возьми ее в жены. Я отдам ее без выкупа, потому что своей смелостью ты заплатил мне сполна.
Сыграли свадьбу, и гордячка стала моей. Я вошел к ней, горя желанием, нашел ее девушкой, и телом она была так же прекрасна, как и лицом. Ни одного злого слова я не слышал от нее. Словно у пчелы вырвали жало, оставив мед, словно обрезали у розы шипы, оставив аромат. Три месяца я наслаждался ее любовью и похвалами друзей, которые превозносили мою хитрость и настойчивость.
Однажды я пришел к жене, уже выпив вина. Она приготовила постель и принесла кувшин с душистой водой, чтобы вымыть мне ноги. И я, чувствуя, что победил, открыл ей, как смог заставить ее отца согласиться на наш брак, и на какой обман пошел ради ее красоты.
Жена выслушала меня и вдруг тихонько рассмеялась.
- Почему ты смеешься? - спросил я. - Отвечай немедленно!
- О, господин мой, - ответила она. - Я бы молчала до самой смерти, но ты так хвалишься своей победой, что не утерплю и скажу. На самом деле, я - не Гуляб-Джамал. Я ее старшая сестра Айша. Наш отец посчитал, что сестра слишком хороша для тебя - она может украсить гарем эмира, и отдал тебе меня. Мы немного похожи, поэтому ты и не заметил подмены.
Я не поверил ей, но она кротко повторяла одно и то же. И вглядываясь в ее черты, я вдруг подумал, что она не так красива, как та девушка, которая умывалась в лавке, и которая целовала меня у глиняной стены.
- Обманщица! - крикнул я, отталкивая ее. - И отец твой обманщик! Но я хочу сам убедиться, правду ли ты сказала.
Оставив жену, я ушел к себе, переполненный злобой, как колодец водой в пору дождей. Надев хиджаб, я насурьмил брови и подвел глаза, как сводня, а потом поспешил в дом шербетфуруша. Представившись свахой, я сказал, что говорю от имени кади,[3] который задумал женить сына и услышал, будто здесь есть девушка неописуемой красоты. Служанка ушла и вскоре вернулась, сказав, что меня ждут на женской половине.
Оказавшись в женской комнате, я увидел жену шербетфуруша и девушку, которая откинула покрывало. Лицо ее сияло, как солнце, и я сразу узнал в ней Гуляб-Джамал, и от души проклял хитрость ее отца и собственную глупость.
- Не знаю, как кади услышал про нашу Гуляб-Джамал, - говорила мать, - но никому не рассказывай, что видела, уважаемая сваха. Мы прячем ее, потому что сын мухтасиба хотел жениться на ней, но она слишком хороша для этого презренного. Мы отдали ему старшую дочь - она далеко не так красива, как Гуляб-Джамал, но этот глупец не заметил подмены. Он из тех, кто не отличит виноградного вина от просяного.
- Будь вы прокляты, семья обманщиков и гордецов! - вскричал я.
Но тут в комнату вбежали шербетфуруш и два пахлевана,[4] они скрутили меня, и Гуляб-Джамал сказала:
- Ты смеешь призывать проклятия на наши головы? Ты, жалкий обманщик! Обманщик и глупец, к тому же! Посмотри на меня - я та, которая три месяца была твоей женой, но едва ты услышал, что есть женщина красивее, то помчался к ней, и моя красота уже не казалась тебе столь желанной. Я опередила тебя, пришла в дом отца, рассказала о твоем обмане, и мы решили отомстить. Мои братья, - она указала на пахлеванов, крепко державших меня, - отведут тебя на площадь и привяжут там. Пусть горожане закидают тебя камнями, лжец, надевший женское платье ради обмана!