Все, кроме Маталии. Вопреки ее воле ее отдавали замуж за абсолютно чужого человека, вырывали из родного дома и воспринимали теперь не иначе, как племенную кобылу. Маталию терзали невыносимое опустошение и чувство одиночества. Она умоляла мать вмешаться, однако получила мягкий, но решительный отпор. Умоляла Дункана вразумить родителей, но тот лишь качал головой и пожимал плечами, сурово уверяя ее, что «так будет лучше». Она даже обратилась за помощью к Мерклу.
— Уж ты-то не должен подчиняться этим правилам! — кричала она.
Советник матери, потомок древних друидов, грустно покачал головой:
— В тебе переплелись два мира — мир первобытный и мир цивилизованный. Ты унаследовала дух своих предков-язычников, но душа твоя проникнута веяниями сегодняшнего времени. Ты одна из немногих, кто властен менять свой путь, полагаясь на собственные решения. Помни об этом, Маталия. Ты можешь распоряжаться собственной судьбой, и твое будущее счастье зависит от того, какой выбор ты сделаешь в течение этого года.
— Как ты можешь говорить, что я могу чем-то распоряжаться, когда меня насильно выдают замуж? Как может моя мать принуждать меня?
— Ты сама его выбрала, — спокойно ответил Меркл. — Твоя мать всего лишь примирилась с твоим решением. Лично она предпочла бы, чтобы это был кто-нибудь другой, близкий вашему клану.
Маталия с отвращением затрясла головой и убежала к себе в комнату, где лежала теперь на кровати и плакала, измученная и отчаявшаяся.
Броган же упорно думал, как обратить сложившуюся ситуацию в свою пользу. Столько лет он потратил на то, чтобы обеспечить себе будущее, и боролся достаточно долго, чтобы научиться извлекать выгоду из любых обстоятельств. Детские игры Маталии едва не сгубили блестящий план по завоеванию власти в одном из самых влиятельных семейств Шотландии, и теперь мозг опытного воина неустанно прокручивал всевозможные варианты выхода из создавшегося положения. Он написал письмо Гэвину Сутбери, в котором просил прощения, объяснял, что у него изменились планы, и прилагал щедрый подарок, чтобы смягчить гнев человека, потерявшего жениха для своей дочери. Стиснув зубы, О’Бэннон расписал, как остановился переночевать в замке Мак-Треворов и решил немедленно жениться. Пожалуй, лучше всего будет представить это как любовь с первого взгляда. Брогана трясло от возмущения при одном воспоминании об этой «любви» на привязи. Единственное, что хоть как-то утешало, — предвкушение полной власти над прекрасной Маталией. Вот тогда-то он и поквитается с ней за вмешательство в свою жизнь!
Леди Кэлиел в опочивальне засыпала мужа вопросами:
— Ты думаешь, мы поступаем правильно? Она так удручена...
— Еще бы! Оказаться в объятьях мужчины, с которым не обвенчана! Ей должно быть стыдно за свой поступок, так что пусть теперь расплачивается за последствия.
— Ронин, твое морализаторство невыносимо, — сухо нозразила леди Кэлиел. — Будто мужчины не утоляют страсти до вступления в законный брак! Будто мы с тобой не поступали так же!
— Это другое, — проворчал лорд Ронин.
— Почему?
— Потому что она — моя дочь.
Леди Кэлиел откинулась на спинку стула, глядя на мужа сверкающими глазами:
— И поэтому ты не желаешь ей того, что лучше для нее?
Лорд Ронин посмотрел на жену:
— Я уверен, что лучшего для нее быть не может. Видела бы ты, как они лежали, слившись в объятьях! На лице Маталии было такое умиротворение и счастье, какое я видел в последний раз, когда ей было двенадцать и она нашла своих волчат. По-моему, этот мужчина достаточно сильный, именно этим он ее и пленил.
— Сомневаюсь, что она смягчится, — возразила леди Кэлиел. — Она утверждает, что не хочет выходить замуж, потому что не встретила еще человека, который был бы равен тебе.
— Может быть, — вздохнул Ронин. — Время рассудит. Она, как и всякая дочь, считает, что надежнее ее отца не может быть никого на свете. Но все к лучшему: ей нужно на время уехать, чтобы осознать, чего она действительно хочет от жизни. Полагаю, у Брогана хватит сил с ней справиться. Не могу им не восхищаться: только человек с могучим характером мог вернуться, чтобы бороться за наследство с Ксантье О’Бэнноном.
— А почему он должен бороться за титул?
— Потому что граф проклял собственную семью, решив, что графиня была ему не верна. Двое людей, которые когда-то неясно любили друг друга, стали злейшими врагами, а близнецы, разделенные между отцом и матерью, оказались во все это втянуты. Трагедия. Про Брогана никто ничего не знает, он уехал из Шотландии еще совсем юношей, а вот Ксантье достаточно известен. Он храбрый воин, но часто прибегает к недостойным методам. Тем не менее, он пользуется большим уважением. Поговаривают, он готов на все, лишь бы заполучить власть. Он уже женился и переехал в имение графа. Так что радуйся, что Маталия не повстречалась с Ксантье. У него только одно на уме: завоевать Керколди. Он был бы плохим мужем.
— А ты думаешь, Броган будет лучше?
Броган остановился на пороге опочивальни Маталии, сделал глубокий вдох и громко постучал, ожидая услышать очередной вопль. Но ему открыла присмиревшая Коллин, которая, увидев, кто перед ней, проводила гостя в опочивальню, а сама выскользнула за дверь и потихоньку закрыла ее за собой. Броган окинул взглядом царивший в комнате беспорядок и наконец разглядел Маталию, которая опасливо смотрела на него, скорчившись на постели с еще не просохшим от слез лицом.
Он увидел округлые женственные формы, обтянутые измятым шелком, и вспыхнул при воспоминании о ее мягкой плоти. Как бы он ни был разгневан, возбуждение охватывало его при одной мысли о том, что теперь эта женщина в его власти. Какая ирония судьбы: она пыталась заставить его подчиниться своим легкомысленным желаниям, а теперь вся ее жизнь в его полном подчинении! Эта красавица будет его женой, его вещью, его рабыней. Раздувая ноздри, Броган невольно вдохнул ее аромат.
— Ну, ты закончила кривляться? — спросил он гораздо грубее, чем намеревался, обозленный собственной реакцией. И с усилием отвел от нее глаза, пытаясь определить, откуда доносится глухое рычание. Разглядев трех волков, которые рассерженно смотрели на него из тени, он опасливо посмотрел на них и положил руку на рукоять меча.
— А-а-а-а-а! — ответила Маталия. Она так осипла, что уже не могла нормально выговаривать слова.
Кое-как она поднялась с постели, не догадываясь, что у нее задралась юбка, каждым своим движением бросая вызов.
Броган изобразил на лице скуку:
— По всей видимости, да. У меня уже нет времени, так что советую тебе переодеться в дорогу, потому что сейчас мы спустимся вниз, чтобы дать друг другу клятвы, и немедленно отбудем в Керколди.
— Нет, — прошептала Маталия. Но ее бунт уже заметно утих, и в душе разливалась безнадежность.
Сжалившись, Броган подошел к ней, опустив ей на плечо свою властную ладонь.
— Перестань противиться, маленькая фея. Заучи урок, который я заучил уже давно: лучше смириться с неизбежным и сражаться только за то, что выиграть в твоей власти. А сегодня... Сегодня сражаться бессмысленно. Против тебя сплотились непреодолимые силы. Я дал твоим родителям обещание, и я его выполню. Роди мне ребенка, стань на один год моей женой, и тогда я отпущу тебя домой, где ты в полной мере обретешь свободу, которой так жаждешь. Подумай об этом, леди Маталия. Ты станешь женой могущественного человека, живущего где-то далеко. И никто, даже твой отец, не посмеет диктовать тебе свои условия.
Маталия смотрела на красивого молодого мужчину, который спокойно говорил ей о неизбежном, и от его близости у нее разрумянились щеки. Она отвернулась, раздосадованная, не в состоянии забыть, что несколько часов назад лежала под ним и кричала от наслаждения. Вздрогнув от возникшего желания, она скинула с плеча руку Брогана.