— Болит? — хрипло спросил он, поглаживая синяк.
Маталия покачала головой, ошеломленная его нежностью, глядя в суровое лицо, неожиданно смягчившееся в приливе чувственности. Он заглянул ей в глаза, как бы взвешивая правдивость ответа, потом перевел взгляд на свои ласкающие пальцы, перешел к груди, и кончики его пальцев сомкнулись вокруг сосков. Маталия подавила стон, изогнувшись дугой. Губы Брогана дрогнули в слабой улыбке, и он снова обхватил ее соски, глядя, как они постепенно затвердевают, покрываясь тонкими морщинками. Он подул на них, и Маталия полностью отдалась его желаниям. Он стал осторожно облизывать их, потом снова подул, и Маталия издала гортанный стон, подавшись навстречу его губам. Броган отстранился. Ему до боли хотелось внять ее просьбе, но он упрямо отверг ее груди. Вместо этого опустился ниже и лизнул ее в пупок, ухмыльнувшись, когда она резко скорчилась. Потом подул на живот ниже пупка. Волны желания потекли у нее от живота к внутренней поверхности бедер, и Маталия раздвинула их, не в силах противиться его ласкам.
Броган глубоко вдохнул запах возлюбленной и потерся щекой об ее гладкий живот. Пальцы Маталии теребили ему волосы, ноготки, слабо царапали шею и плечи. Он блаженно расправил плечи, наслаждаясь ее прикосновениями, потом сел и стал рассматривать ее всю.
Его жадный взгляд исследовал каждый уголок ее тела, сердце неровно стучало. «Невероятно, — думал он. — Верх совершенства!»
Он гладил ее тело, целовал, настойчиво заставляя отдаться во власть ощущений, смириться с дрожью, сотрясавшей ее естество. Маталия вцепилась ему в плечи, подняв колени, и лихорадочно из стороны в сторону крутила головой...
Оргазм был долгий и восхитительный — она словно вознеслась к небесам и наконец рухнула в усталой неге.
Броган посмотрел на жену и стал торопливо растирать ладонями ее пылающую плоть, быстро, настойчиво и властно. Маталия дернулась, раздавленная его тяжестью, но у нее уже не было сил сопротивляться, не было сил как-то реагировать. Она просто лежала, молча принимая его свирепый натиск, соглашаясь быть его игрушкой, позволяя ему все, чего он захочет. Броган ощутил, как тает под его напором ее мягкая кожа, видел, как постепенно ее сверкающие глаза наполняются блаженным покоем. Он почувствовал, как набухают ее складочки, и громко вскрикнул: ему необходимо было почувствовать ее желание. Маталия дрожала, стонала и билась: экстаз, который она уже успела познать, снова накатывал дразнящей, напористой волной, пока не подхватил их обоих, потопив в океане неудержимого оргазма.
Глава 8
Броган рухнул рядом с женой, сгреб ее в объятия, удовлетворенно думая, что теперь-то она его. Может, и не в самом прямом смысле этого слова, но все равно его, и ему это нравится.
Утром они проснулись под журчанье протекавшей рядом речки. Маталия улыбнулась Брогану, тот в ответ еле заметно приподнял уголки губ. Она восторженно захихикала и далее не обиделась, когда он оттолкнул ее и встал, чтобы одеться. Затем протянул ей руку, помог подняться и уткнулся ей в волосы.
— Никогда их больше не заплетай, — пробормотал он, и Маталия тут лее с готовностью кивнула. — Мне нравится, когда они распущены. — Слегка отстранившись, он провел пальцем по ее щеке. Но тут лее подмигнул и оттолкнул от себя. — До границы Керколди осталось меньше суток езды, от замка лее нас отделяет всего несколько дней пути. Так что попробуй-ка отмыться как следует в излучине.
Маталия снова улыбнулась, приподняв одну бровь:
— Не моя вина, что меня слишком уж часто валяли по земле и теперь моя кожа недостаточно бела для леди.
Броган фыркнул и тряхнул головой.
— Иди. И лучше не напоминай мне о том, почему ты такая грязная, иначе мы не доберемся до родных земель. Иди, а я пока попробую раздобыть нам завтрак, раз уж про ужин мы забыли.
— Как пожелаешь, — насмешливо ответила Маталия и наклонилась, чтобы подобрать свое скомканное платье. Броган легонько шлепнул ее по попке, и Маталия взвизгнула.
Она развернулась, чтобы ударить его в ответ, но он уже проворно отскочил , в сторону, сунув ей одну из своих рубашек.
— Можешь ею обтереться, — сказал он, едва сдерживая смех, настолько оскорбленный был у нее вид.
Выхватив у него из руки рубашку, Маталия натянула ее на свое обнаженное тело. Броган отвернулся, возбужденный зрелищем хрупкого тела в его одежде. «Заклеймена мной изнутри и снаружи», — подумал он и задышал ровнее, решив, что, может быть, все, в конце концов, не так уж плохо.
Он свистнул своему волкодаву и удивился, увидев, как волки тоже подбежали на свист. Лучше бы им остаться возле хозяйки, подумал он, нахмурившись, но тут лее пожал плечами. Она достала из ножен свой меч и уже осторожно пробиралась вдоль берега, держа его в одной руке, а одежду — в другой. «Я только на минутку», — подумал он, скрываясь в чаще.
Броган не прошел и десятка шагов, как застыл на месте. Его охватил какой-то животный страх: он почувствовал, что среди деревьев находится человек.
— Ксантье, — прорычал он. — Твоим солдатам не удалось меня убить после того, как тебе донесли, что видели у пристани мой корабль. Или ты недостаточно храбр, чтобы попытать счастья самому?
— Мне не нужно убивать тебя, брат. Ты сам себя убил. — Ксантье выступил из тени, оказавшись лицом к лицу с братом. — Добро пожаловать домой, Броган.
— Ты так же рад видеть меня дома, как я рад снова лицезреть тебя, — прорычал Броган. — Тебе наверняка хотелось, чтобы я утонул в море.
Ксантье пожал плечами.
— Это, разумеется, значительно облегчило бы мою жизнь. Но я же сказал, теперь это не имеет значения. Ты все потерял, женившись на этой озорнице. — Броган ничего не ответил, и Ксантье подошел ближе. — Зачем, Броган? Зачем было рисковать наследством, женившись на женщине, которую ты даже не знаешь?
— Дело чести, брат мой. Я спасал свою честь — то, что тебе неведомо.
— Ты прав, я не утруждаю свою жизнь такими тривиальностями. Меня учили быть сильным, а тебя — слабым.
Броган покачал головой:
— Ты ничего не знаешь про этот мир, Ксантье. Сидишь всю жизнь в Шотландии под отцовским крылышком. Чего ты добился за свою жизнь?
Ксантье сверлил брата злобным взглядом:
— Я женился. Накопил богатство. И скоро стану отцом. И тогда Керколди будет моим!
Броган холодно улыбнулся:
— Я тоже женился, тоже сколотил состояние и тоже зачну ребенка. И, может быть, выиграю я. Что ты тогда будешь делать, Ксантье?
— Этого никогда не произойдет!
— О, я чувствую твой страх. Помнишь, как в детстве, когда каждый из нас чувствовал, что испытывает другой? Сейчас я точно знаю, что ты напуган.
— Ты ошибаешься, Броган. Это твой страх. Это я тебя пугаю. Чего ты боишься? Моей власти? Моих денег? А может быть, ты боишься, что твоя прекрасная женушка загуляет, как когда-то наша матушка, и тогда у тебя все рухнет?
Броган подскочил к Ксантье, ударив брата кулаком в лицо. Пошатнувшись, Ксантье тут же пнул Брогана ногой в пах, отчего тот свалился на землю.
— Далее и не пытайся, брат, — ухмыльнулся Ксантье. — Помни, я не собираюсь вести честный бой. До скорого, брат-близнец, — кинул он на ходу.
— Я этого не забуду, — прохрипел Броган, отчаянно ловя ртом воздух.
Маталия на цыпочках пробиралась сквозь сосновые иглы, морщась всякий раз, когда наступала на острый камешек. Б правой руке у нее был меч, и она им несколько раз взмахнула в воздухе, просто чтобы расслабить мышцы. Обогнув излучину, она заметила, что в одном месте речка образует небольшое озерцо, и облегченно вздохнула. Она положила меч на землю, сняла рубашку Брогана, заметив вышитую на груди монограмму Керколди, и бережно свернула ее так, чтобы вышивка была сверху. Может, все-таки, быть женой Брогана О’Бэннона не так ужасно?
Маталия скользнула в прохладную воду, запрокинув голову так, что волосы полностью оказались в воде, и прикрыла ладонями свои обнаженные груди, еще не остывшие от возбуждения. Затем помотала головой из стороны в сторону, смывая с волос грязь. Зачерпнула со дна песок и стала быстро-быстро натирать им кожу, вздрагивая от ощущения шершавости на нежных бедрах. Маталия дрожала в холодной воде и, торопясь закончить купание, зажмурилась и ополоснула лицо. Стряхнув с лица последние капли воды, она услышала на берегу смех. Развернувшись, готовая сражаться, увидела на берегу Брогана, который стоял, водрузив ногу на камень. В одной руке он держал свою рубашку, потирая большим пальцем монограмму и жадно глядя на жену своими серыми глазами.