— С ребенком все будет в порядке, Изадора, ибо я не намерен рисковать наследством исключительно ради удовольствия увидеть твои слезы. Но знай, что, если ты не сумеешь родить раньше Маталии, я очень-очень рассержусь на тебя. — Он заметил ее реакцию, и его губы раздвинулись в еще более леденящей улыбке. — Но не переживай. С леди Маталией я разберусь.
Маталия медленно спустилась по ступеням башни и глубоко вздохнула, кутаясь в шерстяную мантию. Она боялась и нервничала, но ей отчаянно хотелось побыть со своими волками, чтобы обрести уверенность. Она была подавлена и чувствовала, как холод, воцарившийся в ее сердце, проникает в пальцы рук и ног, подобно яду, который можно нейтрализовать лишь любовью. Нежелание Брогана признаться в любви нанесло ей тяжелый удар, потому что она была не из тех, кто легко раскрывается, но раз уж она это сделала, теперь ей необходимо убедиться, что ее тоже любят.
Она прокралась по циновкам, обойдя людей Сутбери, которые спали в большом зале на полу, и вошла в кухню. Мальчик, поддерживавший огонь, спал, рассчитывая на то, что, если огонь погаснет, он проснется от холода. Маталия улыбнулась при виде его умиротворенного личика, ощутив внезапный прилив материнской нежности.
Она медленно стала заплетать волосы в тугую косу, спускавшуюся до бедер. Ей вечно твердили, что у нее прекрасные, необыкновенные, роскошные волосы. И внезапно Маталия возненавидела их. Ей хотелось, чтобы Броган видел в ней не красавицу, а заботливую, любящую женщину, которая может многое ему дать. И она дернула себя за косу, наслаждаясь причиненной болью.
Значит, Брогану нужна только ее красота, думала она. Ни единого слова любви не слетело с его губ. Единственное, что он сказал, — он находит ее очень красивой. Она не может изменить цвет глаз и форму лба, зато с относительной легкостью может избавиться от этого символа своей красоты. Стянув косу маленькой ленточкой, Маталия Выхватила из ножен кинжал, с которым никогда не расставалась, покидая замок.
Сделав глубокий вдох, она стала пилить косу у самого основания шеи. Через несколько секунд вместо роскошных локонов остались спутанные короткие кудряшки. Маталия бросила .тяжелую косу на пол, сунула кинжал в ножны и снова взглянула на спящего мальчика. Голове было легко, гораздо легче, чем сердцу, и она вздохнула с грустной улыбкой. Через минуту она проскользнула в боковую дверь, покинув надежное укрытие замка.
Из высоких окон южной башни Ксантье видел, как Маталия вышла из замка, с удивительной грацией неся свой огромный живот. Ее лицо скрывал капюшон, и длинная мантия стелилась по снегу, надежно заметая следы. Откуда ни возьмись немедленно появились трое волков — серый, черный и рыжий — и уткнулись носами ей в юбки, принюхиваясь. Черный вскинул голову и посмотрел на окно, из которого за ними наблюдал Ксантье. Шерсть на загривке волка угрожающе поднялась дыбом, хвост ощетинился. Ксантье улыбнулся в темноту и кивнул в знак приветствия.
Холод сковывал ноги Маталии, и она дрожала. Эта ночь принесла с собой новые ощущения: она почувствовала тяжесть плода, который опустился и давил на низ живота. Молодая женщина прошла еще несколько футов и остановилась возле дерева, к которому были прислонены сани. Она толкнула их на землю и обтерла снег краем мантии. Потом окоченевшими, неловкими руками повозилась с веревками, пока не распутала их. После этого запрягла в самодельную упряжку серого волка. Он подскочил, нечаянно сбив хозяйку с ног, и закружил на месте, пока она с трудом поднималась. Веревки перепутались, и Маталия резко осадила разыгравшегося зверя, велев ему успокоиться. Волк перестал кружиться, но все равно привстал на задние лапы, дрожа от нетерпения.
Наконец женщина прикрутила упряжку к саням, держась за веревки так, чтобы передние лапы волка не касались снега. Она приказала ему стоять, хотя сомневалась, что он подчинится, и встала возле кожаного сиденья, подвешенного меж двух жердей, образующих края саней. Опустившись на сиденье, она одновременно отпустила волка, и небольшой зверь рванул вперед, потащив сани по твердому снежному насту.
Серый сразу пустился галопом. Маталия слегка переместилась, чтобы усесться поудобнее, и волк замедлил шаг, перейдя на рысь и высунув от удовольствия язык. Двое других волков бежали рядом, подгоняя товарища.
Маталия не стала править, предоставив серому самому выбирать направление, и склонила голову под напором морозного ветра. Обычно, доехав до края луга, она останавливала сани, боясь ехать по каменистому, усеянному черными дырами пещер холму, который неприветливо возвышался за замком, но сегодня ей было все равно. Она опустила голову, и из глаз полились тонкие ручейки слез, стывшие на ветру.
Она действительно любила Брогана, и, с одной стороны, ей было даже приятно, что ее принудили в этом признаться. Теперь, когда у нее вырвали эту тайну, она ощущала себя свободней. Однако боль, вызванная ответом мужа, была очень острой.
Маталия охнула, почувствовав вдруг боль в животе. Она согнулась пополам, стараясь— дышать медленнее и отвлечься от своих мыслей, и боль постепенно утихла. С мрачной улыбкой она погрозила кулаком неведомым силам, которые послали ей мужа с искалеченной душой.
Как пережить его нелюбовь? Единственное, чего ей хотелось сейчас, — это убежать подальше от ненавистных стен, чтобы излечиться на природе. Она подняла голову, почувствовав, что серый замедлил бег, когда они стали взбираться по холму, и беспокойство охватило ее. Со всех сторон ее окружали зияющие входы в пещеры.
Вскоре вслед за Маталией в кухню вошел Ксантье. От порыва ледяного ветра мальчик проснулся и сел, сонно моргая. Ксантье, ни секунды не колеблясь, ударил его кулаком в висок, и ребенок тут же потерял сознание.
Ксантье бесстрастно взглянул на него, едва осознавая, что чуть не убил ребенка. Потом наклонился и подобрал черную косу, мгновенно поняв, кому она принадлежала. Он нахмурился, раздумывая, что бы это могло значить, сунул косу в карман и, отворив кухонную дверь, выскользнул на холод. Глядя в лунном свете, как Маталия отъезжает, он потирал руки и прикидывал, как сейчас лучше всего поступить. Затем перевел взгляд на луну, звезды и тучи. Потом снова вошел в замок и направился к покоям Сутбери.
Услышав стук Ксантье, седовласый лорд позволил войти. Ксантье поклонился в галантной манере Брогана и с почтительным видом кивнул. Лицо Сутбери прояснилось, и он кивнул в ответ.
— Броган О’Бэннон? — спросил он.
— Милорд, — поприветствовал его Ксантье, и его губы дрогнули в улыбке.
Сутбери отступил назад и знаком предложил ему войти.
— Проходите. Что привело вас в этот час?
— У меня важные новости, лорд Сутбери, сведения, касающиеся вашей декларации, которые я, однако, не решился озвучить перед всеми. — И Ксантье улыбнулся, радуясь, что старик принял его за Брогана.
— Вот как?
— Умоляю, поймите, я сделал лишь то, что сделал бы на моем месте любой честный человек, окажись он в такой ситуации. За мной перед вами долг, и, будь у меня выбор, я бы с радостью оставил свои обязательства и поспешил к своей невесте, к вашей дочери Клариссе.
— Какая же это ситуация? Вы обманули мое любимое дитя, и я это так не оставлю.
— Может, леди Клариссе тоже стоит это выслушать? Ведь, если мое объяснение удовлетворит и смягчит ее, то выбор за ней.
Седобородый исполин задумчиво кивнул и предложил Ксатье подождать в комнате, пока он поднимет с постели свою дочь. Едва он вышел, Ксантье вытащил из кармана тяжелую косу и сунул ее под подушку Сутбери, пригвоздив ее самую толстую часть к матрасу небольшим кинжалом. Затем положил подушку на место, неспешно вернулся туда, где стоял перед этим, и заложил руки за спину.
Через несколько секунд в комнату вошли Кларисса с отцом. На девушке была простая белая полотняная ночная рубашка, а сверху такая же простая накидка из коричневой ткани. Волосы у нее были перепутаны, медово-карие глаза смотрели мягко и сонно. Кларисса потерла глаза, взглянула на гостя, и Ксантье ощутил нервную дрожь, будто эта девушка могла видеть его насквозь. Он затаил дыхание, дожидаясь, что сейчас она его разоблачит, но Кларисса только почтительно присела и спряталась в тени своего огромного отца. Сутбери покровительственно обнял ее одной рукой.