Выбрать главу

Краска сбежала с лица девушки, но Люси была так возбуждена, что не заметила этого. В спальне воцарилось молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Люси.

– На чем основывалось ее убеждение? – наконец спросила Сэйбл, удивляясь своему спокойному тону.

Люси всплеснула руками.

– Только на том, что она была свидетельницей вашего вчерашнего недомогания за обедом, представляете? Эта глупая женщина заявила, что вас затошнило при виде маринованной селедки и что это первый признак – тошнота от разных запахов. Да, кажется, она так и сказала. – Люси все больше распалялась и говорила все громче. – Представляете, с чего это ей в голову пришла такая мысль! Решить, что, возможно, вы… ну, сами понимаете, только потому, что вас подташнивает при виде рыбы! Клянусь, я могла бы задушить эту ведьму, и если вы попросите меня, то…

Сэйбл закрыла глаза и напрягла всю свою волю, чтобы сохранить спокойствие. Пока Люси продолжала возмущенную тираду, она попыталась вспомнить, когда в последний раз ее посещали месячные. Но затем она решила, что вспоминать об этом – пустое занятие, так как женским инстинктом она чувствовала, что пророчество Летисии Блэкберн – правда. И прежде всего ей стало понятно, почему ее мутило, когда они возвращались на родину на «Звезде Востока». Однако море тогда было необычайно бурным, на клипер налетали безжалостные летние шквалы, и Сэйбл посчитала свое состояние симптомом морской болезни. Но ведь прежде она никогда не страдала ею и гордилась, что не уступает в этом отношении Неду и отцу. Так неужели, неужели не может быть иного объяснения этим симптомам?!

– Боже праведный, – шептала она про себя, понимая, что иного объяснения быть не может, – помоги мне!

Еще совсем недавно Сэйбл немедля кинулась бы к матери и, рыдая на ее груди, призналась бы во всем. Но она больше не тот доверчивый ребенок, которым была в ту темную мартовскую ночь, когда Морган Кэри впервые вошел в ее жизнь и пробудил в ней чувственность. С тех пор она слишком многое пережила и должна теперь найти в себе силы, чтобы справиться с новой ситуацией. Она уже и так доставила родителям немало огорчений с тех пор, как в ее жизни появился Морган, и не имеет права заставлять их страдать еще больше. И она не собирается запятнать честь Сен-Жерменов.

– О, Люси, какая чепуха! – сказала она, и только сила характера дала ей возможность говорить так спокойно.

– Конечно же! – поддержала ее Люси, почувствовавшая облегчение оттого, что ее молодая барышня наконец решилась высказаться – до этого она лишь смотрела на нее испуганными глазами.

– Нет никакого резона сообщать об этом моим родителям! – твердо продолжала девушка. – Вы ведь знаете, как отец выходит из себя, в особенности если речь заходит о Блэкбернах.

– Обычно лорд Монтеррей проявляет ангельское терпение, – возразила Люси, – хотя в последнее время он едва сдерживает себя, когда слышит об Уайклифе.

– Именно, – согласилась Сэйбл. И, гордо задрав подбородок и радуясь при этом, что Люси невдомек, каких усилий ей это стоит, добавила: – Так что я считаю, правильнее будет ничего не говорить ему. Быть может, миссис Блэкберн уже и сама поняла, как смешны ее обвинения. Более того: она не посмеет распространять о нас нелепые сплетни, – убежденно добавила Сэйбл, – а если и посмеет, то ни одна душа не поверит ей. Лицо Люси просветлело:

– Я не подумала об этом. – Да, Сэйбл права, решила она. Эта особа не станет рыть собственную могилу. Если бы она стала болтать всякие небылицы о Сен-Жерменах, то встретила бы сплошь враждебные взгляды, только и всего. – О, миледи, вы простите меня за то, что я повторила такие абсурдные вещи?

Губы девушки задрожали, но она заставила себя весело улыбнуться:

– Да я очень благодарна вам за это, Люси!

– Ладно, а теперь, – оживленно сказала бывшая камеристка, посчитав вопрос исчерпанным, – мы наложим немного румян на ваши щечки, перед тем как моя красавица сойдет вниз. Вы немного бледны, дитя мое, а я хочу, чтобы моя голубка блистала во всей своей красе.

Но Сэйбл отпрянула назад, не дав ей сделать этого.

– Я наложу румяна сама, – тихо сказала она. – А вы пока предупредите маму, что я скоро приду.

Люси поняла, что девушка хочет остаться одна, но она не обиделась, так как тон Сэйбл был очень мягким. Люси подчинилась. «Какое славное, какое доброе дитя, – думала она про себя, – и какой глупой я выглядела в ее глазах. И ведь она даже не расстроилась – вот какая сильная натура!» – рассуждала она, улыбаясь про себя, когда спешила в покои графини, расположенные в противоположном крыле дома.

А для Сэйбл этот прекрасный летний день внезапно померк. Как только за Люси закрылась дверь, она бросилась на софу у окна и уткнулась лицом в ладони. «Боже, – простонала она, – неужели я понесла от Моргана Кэри? Что теперь делать?»

Услышав голоса во дворе, она подняла заплаканное лицо и, выглянув в окно, увидела Лайма и самого младшего из сыновей Тревенненов, которые появились из-за угла восточного крыла. Ясно: они собираются исследовать пещеру, находившуюся под обрывом. Во время отлива усыпанный галькой берег превращался в место, полное приключений. В лужах кишмя кишела жизнь. Лайм, будучи руководителем экспедиции, уверенно шел впереди, размахивая руками. Хотя мальчуган все еще носил короткие штанишки, он, как все Сен-Жермены, высоко держал темноволосую голову, и у Сэйбл мучительно сжалось сердце, когда она с любовью смотрела на брата.

В этот момент девушка отчетливо поняла, что не может доставить своей семье такое страдание. Нельзя опозорить имя семьи и переложить на их плечи тяжесть содеянного ею. И хотя Сен-Жермены были достаточно сильны, чтобы перенести скандал, который неизбежно возникнет, когда станет известно, что она в положении, Сэйбл понимала: ровное течение их жизни будет непоправимо нарушено. Нужно самой найти какой-нибудь выход, но какой?

Закусив губу, она начала обдумывать, что можно предпринять. Можно поехать к Дмитрию на Барбадос и оставаться с его семьей до рождения ребенка. «А что потом? – опомнившись, спрашивала она себя. – Вернуться в Корнуолл и рассказывать всем, что нашла где-то на Карибах дитя и решила усыновить его?»

Можно поехать в Лондон и прервать беременность, нашептывал ей мерзкий внутренний голос. Разве не это самое сделала в прошлом году Нэнси Уоррен – дочка одного жителя соседней деревни?

«Господи, я что, спятила?» – прошептала девушка. Ведь Нэнси чуть не умерла, и потом разве можно погубить дитя, зачатое ею и Морганом в момент любви? Да никогда! Лучше умереть, чем совершить такое злодейство!

– Я хочу сохранить своего ребенка, – сказала она вслух еще до того, как эта мысль окончательно оформилась в ее голове. И когда она услышала, как ее собственный голос повторяет эти слова, она поняла, что так и поступит. Ею овладело чувство нежности, и из глаз полились слезы. Но на этот раз это были слезы счастья, а не муки. Пусть с ней пет мужчины, которого она любит, но зато с ней будет его ребенок! И может быть, этого окажется достаточно…

Но это еще не решало проблему. Как же ей все-таки поступить? Как объяснить рождение ребенка? И как скрыть это от соседей и друзей, а также от тех немногих врагов, которые были у ее отца и которые могут воспользоваться этим фактом против него?

Глаза девушки стали жестче, и на этот раз в ее душе созрела твердая решимость действовать – черта, унаследованная от ее гордых корнуолльских предков. Решение было окончательным: она поедет к Моргану и добьется, чтобы он взял на себя заботу о ней. В конце концов это и его ребенок, и она настоит, чтобы он как-то помог ей. Она не собиралась умолять – о нет, до этого она не опустится! – и для себя ничего не будет просить! Все только ради ребенка, ради Нортхэда и ее родных.

Да. Морган должен жениться на ней, решила Сэйбл, причем только на период до рождения ребенка. А затем он может подать на развод и освободиться от нее. Ему это не доставит хлопот, он даже может не видеть се лица после брачной церемонии, но зато дитя получит фамилию, а ее родные будут спасены от грязных сплетен.