Чувствуя, что чего-то лишилась, Касси застонала в знак протеста, а Уилл наклонился и быстро поставил на влажную землю горшок с маслом, накрыв его кругом сыра. Касси радостно уступила его сильным рукам, сомкнувшимся на ее податливом теле. Когда он уткнулся лицом в нежную впадинку между ее плечом и шеей, она охотно уступила его настойчивым рукам, обнимающим ее всю — от затылка до бедер. Он исступленно прижал ее к себе.
По телу пробежала неистовая дрожь, и Касси инстинктивно выгнулась навстречу.
В его объятиях она нашла свое место в мире! Ей вдруг стало трудно дышать — неудобство, которое окупалось сознанием, что она в объятиях любимого. Она прижалась лицом к загорелой коже, открывшейся в вороте рубахи. Страстно желая прильнуть к его губам, она встала на цыпочки, но уткнулась в его подбородок. Все это время ее руки беспокойно двигались по его мускулистым, широким плечам и сильной шее.
Уилл посмотрел на горящее желанием лицо девушки. В своей страсти она была прекраснее любой из женщин, которых он знал, и его жажда овладеть ею становилась непреодолимой. Пора остановиться, пока он в состоянии. Вместо этого он уступил настойчивому влечению и опять потянулся к ее губам: они были необузданны, горячи и невероятно сладки.
Желая более интимных объятий, Уилл обвил руки вокруг ее чудесно-округлых ягодиц и, приподняв ее, прижал к своей трепещущей плоти, постанывая от болезненного наслаждения. Любую другую женщину он опустил бы на землю, и соединение увлекло бы обоих в глубины страсти.
Тихий стон желания вырвался из стесненного горла Касси, и она вдруг ответила на его жадную просьбу, беспомощно прижавшись к нему. Уилл потерял равновесие и невольно сделал несколько быстрых шагов, чтобы обрести его. Он все еще крепко прижимал ее, но вместе с равновесием к нему вернулся разум, и он осознал, как близок к тому, чтобы уступить чувственности, пренебречь своим долгом и обесчестить знатную леди.
Как только Касси встала на ноги, Уилл резко отпустил ее. Он наклонился, чтобы поднять забытую ношу, стараясь укротить свой взбесившийся пульс и поумерить отчаянное желание. На этот раз он взял сыр под одну руку, а горшок с маслом под другую, словно они служили оружием против ее очарования. Кивком он предложил Касси идти вперед, надеясь, что за время их пути успеет полностью взять себя в руки.
Касси не обратила внимания на это обстоятельство. Опустошенная тем, что он отверг ее, она, однако, отказалась принять полное поражение. Это битва проиграна, но Касси была полна решимости выиграть войну. Он, несомненно, желает ее, и в конце концов она одолеет его сопротивление. Знай она причину этого сопротивления, она бы увеличила свои шансы на победу.
— Почему, Уилл? — Обида сменила страсть в ее глазах. Она склонила голову набок, и ее толстая коса тяжело упала на грудь. Неведомо для нее, коса притягивала внимание Уилла к соблазнительно щедрой плоти под ней, которую ему не терпелось открыть, потрогать, приласкать.
Искренне расстроенный, он был раздосадован вопросом девушки относительно его действий, совершенных для ее же блага. Да, он пал так низко, что ему приходится защищать ее от самого себя. Необходимость сосредоточить на этом всю свою волю лишила Уилла как природного такта, так и маски мягкого обаяния.
Он ответил ей серьезно и гораздо резче, чем обычно позволял себе:
— Вы моя заложница. Я не стану рисковать честью, совершая то же насилие, которое ваши соотечественники учинили над Беатой.
— Это ведь не насилие, Уилл. — Признание Касси в собственных чувствах было произнесено тихо, но более отважно, чем позволила бы себе девушка, впервые появившаяся в Уилде, и воображаемая леди Кассандра.
— Запятнай я девицу благородной крови, даже с ее согласия, я потерял бы честь. — Это унылое утверждение не допускало возражений. Признание Касси поколебало его уверенность, и он, отчаявшись, воздвиг еще один барьер: — Гораздо хуже было бы лишить целомудрия дочь или сестру врага, за которую я намерен получить выкуп: ведь я должен вернуть ее без изъяна!
Уилл повернулся и зашагал прочь. Хотя бы для того, чтобы не остаться одной в туманной ночи, Касси была вынуждена поторопиться и догнать его, а мысли ее плелись в дымке столь же густой, как и туман вокруг. Будь у нее время, она бы спокойно расставила все по местам, но одурманивающий, незатихающий внутренний голос предупреждал: если она отступит, то упустит все безвозвратно. Как она может оставить всякую надежду сохранить те немногие воспоминания, которые останутся с ней на всю жизнь?
Глава 13
— Водери, простите, что не смогла поиграть с вами в шахматы!
Беата шагнула ближе к человеку, которому всегда хотела сделать приятное. Однако, судя по тому? как холодно его полузакрытые голубые глаза смотрели на пляшущие языки пламени, ей стало ясно, чтo она разочаровала его. Должно быть, обидела его отказом сыграть с ним.
Когда Уилл отправился на поиски Касси, Беата пришла в восторг: они впервые наедине с того самого утра, как она проснулась у него на руках в зарослях папоротника в тени развесистого дуба. Она испугалась, когда он собрался покинуть ее, предупредив, чтобы до его возвращения она тихо сидела в своем укрытии. Водери укутал ее своим плащом, уверяя, что, пока на ней будет это богатое одеяние, никто не причинит ей вреда. Она до сих пор носила его, чтобы не разочаровать своего «блестящего рыцаря».
Тихий, приглушенный голос Беаты прервал раздумья Водери о враге, оказавшемся слишком уж привлекательным. Ни один честный француз не полюбил бы печально знаменитого Уилликина Уилдского. Можно уважать его за отвагу, но ни в коем случае не любить этого смертельного врага.
Водери повернулся к Беате и увидел, что золотистые глаза, ставшие почти бархатисто-коричневыми, наливаются слезами.
— Это прекрасно, любимая, что у вас появилось занятие! — С успокаивающей улыбкой Водери нежно погладил длинные шелковистые пряди, свободно спадающие на спину, погладил ее как ребенка, да ведь она и была ребенком, когда он спас ее. — Именно о такой прогулке я мечтал все эти дни.
Его лицо потеплело при виде робкой надежды, светящейся в глазах Беаты. Она не виновата, что он Раздражен, и не должна от этого страдать. От легкого кивка белокурый локон упал ему на лоб. Беата мгновенно оказалась на расстоянии вздоха от Водери, протянула руку и мягким, как шепот, прикосновением убрала золотисто-рыжеватую прядь.
Водери инстинктивно отстранился, чтобы избежать прикосновения Беаты. С тех пор как он появился в Уилде, она с каждым днем все больше выходила из состояния эйфории, а с недавнего времени начала проявлять нормальные, непритупленные инстинкты — постоянно пристально смотрела на него, старалась оказаться поближе, а при удобном случае и коснуться его. Перед этими искушениями было трудно устоять, но поддаться им значило бы нарушить данную клятву и запятнать свою гордо хранимую честь.
Беата отпрянула от человека, отвергшего ее прикосновение. Если не ее отказ сыграть в шахматы разочаровал Водери, то дело, очевидно, в чем-то другом. Ей пришло в голову самое нелепое предположение. За последнее время ее состояние улучшилось настолько, что она смогла понять: ее неспособность вспомнить все, что происходило с ней с детства и до того времени, когда ее спас Водери, — ненормальна и именно это разочаровывает Водери. Большую часть прошедших двух недель она молча старалась вызвать воспоминания, таящиеся в дальних уголках души, хотя была уверена, что в этом причина ужасных снов, которые служат ключом к восстановлению всей картины.
Но что, кроме ее воспоминаний, может быть настолько серьезным, что Водери всегда отшатывается от нее? Может быть, она совершила что-то нехорошее, что вызвало его отвращение? Или она связана какими-то клятвами? А может быть, она монахиня, почти как леди Нэсса? Или…
— У меня есть муж, о котором я забыла? Поэтому всякий раз, когда я приближаюсь к вам, вы отталкиваете меня?
Это предположение причиняло боль, но по расширившимся лазурным глазам она поняла, что так и есть.