Во время еды Уилл предлагал места, где вероятнее всего можно найти дерево, достойное быть святочным бревном на приближающемся празднике. Он не оскорбил их напоминанием, что дерево должно быть достаточно выдержанным, но не настолько старым, чтобы сгореть до наступления Двенадцатой ночи. Им, конечно, известно, что такое несчастье, по приметам, навлечет бедствия, которые будут преследовать дом до тех пор, пока на следующий год все не будет выполнено как положено.
Тихо сидя рядом с Уиллом, Касси сознавала всю странность того, что и рыцарь, и его пленники дружески сидят за одним столом, но ей это нравилось. Она не хотела омрачать столь драгоценный момент мыслями о грядущем ответе Ги на требование выкупа. Если бы у нее не было дорогих воспоминаний об объятиях Уилла, а были бы только сегодняшние прохладные отношения, она бы и то ухватилась за них обеими руками, чтобы уберечься от перспективы безрадостного будущего. Слава Богу, с тех пор как Водери стал спать в доме, Беата больше не страдала от ночных кошмаров, что служило доказательством его невиновности в преступном нападении. Кроме того, она с каждым часом все ближе была к выздоровлению, хотя ей предстояло вспомнить события, погрузившие ее в беспамятство. Быть может, обладая сверхъестественной проницательностью, Беата чувствовала нечто, чего ей лучше не знать.
Занятая своими мыслями, Касси не заметила отъезда знаменитого рыцаря. После того как они, смеясь, пожелали друг другу безопасного пути, первый отправился со своими воинами в одном направлении, а второй в компании всего лишь мальчика и двух женщин ушел в другом.
Снег больше не шел, но плотно укутывал землю, над которой навис густой туман. День был до чрезвычайности холодным. Однако тепло разделенной дружбы согревало Касси больше, чем солнечный свет ее родной Франции. Упорные искатели находили в лесу множество поваленных в снегу деревьев, но ни одного подходящего. Или оно было настолько гнилым, что разваливалось от небольшого толчка, или настолько сырым, что не станет гореть.
— Я нашел! — послышался издалека крик Кенуорда.
Касси улыбнулась: у ее юного друга, несмотря на долгие часы блуждания по извилистым тропинкам, хватило сил броситься вперед к достижению цели. День угасал. Скоро пора возвращаться домой, и хорошо, что Кенуорд нашел долгожданное дерево.
— Правда! Идите сюда! — Возбужденный голос Кенуорда подстегнул его спутников, но последовавший за этим тихий стон побудил их перебраться через ручеек и броситься к нему.
Кенуорд лежал на белом снежном покрывале около толстого ствола упавшего дуба. Касси немедленно опустилась на колени возле мальчика, корчащегося от боли и кусающего губы, чтобы сдержать крик. Чувствуя себя беспомощной от неумения облегчить его страдания, она лишь отвела с его глаз спутанные волосы и стала шептать ничего не значащие слова утешения.
Водери, посмотрев на неестественно согнутую ногу, сразу определил перелом. Обладая опытом воина, которому часто приходилось оказывать помощь раненым, он незамедлительно принялся за дело. Осторожно развязав шнуры, крепко прижимающие сапог к покалеченной ноге, закатав облегающие лосины, он с облегчением увидел, что кожа не повреждена и перелом закрытый. Если правильно наложить шину, нога срастется без осложнений. К счастью, мальчик мужественно перенес болезненную операцию распрямления ноги.
При виде мук мальчика в голове Беаты промелькнули неясные воспоминания о подобных испытаниях, но она тотчас отбросила их и спросила, чем может помочь.
Тихий вопрос насторожил Водери. Заставленный взгляд, в котором читались смутные воспоминания, придал медовым глазам новое выражение.
Водери хотел, чтобы ее память полностью восстановилась, и одновременно боялся, что это как-то изменит их отношения, поэтому он быстро нашел ей работу, которая отвлекла бы ее.
Водери снял с себя плащ и кинжалом Кенуорда, потерявшего сознание, надрезал тонкую шерсть. Воткнув клинок в снег, он потянул ткань и, разорвав плащ, оторвал от него полоску.
— Окуните тряпку в ручей и положите Кенуорду на лоб. — Смочить тряпку можно было и в снегу, но он сознательно отправил ее подальше.
Когда Беата с радостью схватила тряпку и побежала к ручью, Водери посмотрел, чем занята Касси. Та, оправившись от шока, вспомнила, что неоднократно видела, как вправляют сломанные кости, и поняла, что от нее требуется. Вскочив, она не теряя времени принялась искать тонкие, но крепкие ветки, достаточно прямые, чтобы служить шиной. Найдя необходимое, она передала это в руки Водери, и он с помощью шнуров прикрепил по обе стороны ноги две шины.
Мрачные сумерки опускались на затуманенный лес. Темные оголенные ветви, раскинувшиеся над их головами, теряли четкие контуры, когда наконец прохладная тряпка на лбу Кенуорда вернула ему сознание, а вместе с ним и боль, но, несмотря на это, он попытался улыбнуться склонившимся над ним друзьям.
— У вас сломана нога. — Водери улыбнулся и виноватым тоном объяснил необходимость мучительной процедуры, лишившей мальчика чувств: — мне пришлось вправить кости, иначе не было бы никакой надежды, что нога снова станет прямой и сильной. А чтобы быть уверенными, что вы не ускользнете от нас слишком далеко, нам пришлось пробудить вас от неестественного сна с помощью мокрой тряпки! Кенуорд кивнул:
— Спасибо, что вы позаботились обо мне! — В этих словах заключалась не только благодарность за помощь, но и признание честности французского рыцаря, не воспользовавшегося предоставленной возможностью убежать. — Без вас мне пришлось бы самому ползти в Кеншем.
Касси вздрогнула: один, в темноте быстро надвигающейся ночи, в лесу, где рыскали волки, Кенуорд не дожил бы и до зари. Она поняла, что только честь удерживала Водери возле покалеченного мальчика, и ослепительно улыбнулась другу.
Водери пожал плечами и незамедлительно сменил тему.
— Кенуорд, быть может, вы хотите подождать здесь, пока мы приведем людей, ведь я не сумею облегчить ваши страдания, которые вы, безусловно, будете испытывать на обратном пути?
Водери один не мог нести мальчика по лесу, не причиняя ему мучительной боли, да и Кенуорд вряд ли был способен всю дорогу хромать на одной ноге. Но выбора у него не было.
Водери положил на снег рядом с мальчиком остатки своего плаща и принялся сооружать волокушу, чтобы не причинять мальчику лишних страданий.
Уилл стоял в нижней комнате перед массивным камином. Погруженный в ночную темноту дом освещался лишь углями в камине, ставшими почти холодными — такими же холодными и мрачными как и его сердце.
Во время встречи с полководцами юного Генриха он услышал, что принца призвал к себе французский король. Уилл надеялся, что новости, которые он привезет, будут хорошими для войны в целом, хотя и понимал, что после святок работы у него прибавится. Теперь это представлялось ему достаточно обременительным, и его совесть терзалась перед выбором — борьба или Касси?
Вернулся он, как и ожидал, поздно. Оказавшись дома, он столкнулся с ужасной, но очевидной реальностью. Он глупец, что поверил как своему врагу-рыцарю, так и тому, что Касси предпочитает остаться в Уилде. От грубого удара из углей посыпался поток искр, осветивших его суровое, гневное лицо.
Прежде чем наступит день, он отправится в путь и найдет мальчика, которого французская парочка наверняка связала и бросила на милость Божию. Он не сомневался, что Беата пойдет за Водери куда угодно. Он найдет подлую парочку, настолько усыпившую его бдительность, что он даровал им незаслуженную свободу. Найдет и заставит заплатить за преступление!
С отвращением к самому себе он хлопнул ладонями по камину: как он может заставить их заплатить, если никогда не тронет и волоса на голове Касси? Вот Водери — другое дело! Водери — подлый француз, враг, справедливым наказанием которому будет тот же конец, что и всем захватчикам, смерть! Однако эта мысль причинила ему боль: Водери, к которому Уилл позволил себе проникнуться симпатией, оказался предателем!