Вопить И КУШАТЬ
Хочется начать эту главу с примеров повыразительнее - чтобы заметнее было и сразу запомнилось. Ибо речь здесь пойдет о том, как скрытый в слове словесный образ - отталкивающий или приятный - руководит (вот точное слово: руководит!) и нашим выбором в речи, и историей слова тоже.
Часто спорят: кушать или есть - какое слово «культурнее»? Спросим: а в сравнении с чем? Оба они - слова литературные рядом с другими, вроде жрать или вовсе грубыми, из жаргона: шамать, трескать.
Неприемлемость слова возникает в отношениях между словами, вот, например: кушать - есть - жрать... вопить - кричать - орать...
Те, что слева, открывают ряды: высокие, торжественные, словно даже чуть-чуть нерусские. Кушать как будто вкушать, вопить роднится с возопить... Те же, что справа, - разговорные и даже грубые их варианты. Таких вариантов всегда много, многоточия и прерывают их поток, но каждый может продолжить ряд.
Средние - всегда норма. Они не столь величественны, как соседи слева, понемногу уходящие в прошлое, особенно в высоких своих формах; но они и не так вульгарны, как соседи справа, которые только еще добиваются места под солнцем. И добьются ли?
Супруга - жена - баба - такое соотношение слов известно почти два века, а изменений пока не заметно. Эмоциональность слова определяется местом его в стилевом ряду; само по себе никакое слово красок-оттенков не имеет.
Вот разговор москвича с заблудившимися провинциалами, которые в трамвае потеряли своих жен:
«- Баб мы потеряли, жен то есть... - Как же это можно в вагоне потерять супругу?»
Этот разговор в повести Мясницкого «Приключения черноболотинцев в Москве» происходит в начале XX века, но и сегодня все три слова могут стать в общий ряд: супруга - жена - баба. Для собеседников только среднее слово является общим. Жена понятней, чем баба - для одного, чем супруга - для другого. В этом значении слово жена - общее для всех слово.
Но было время, когда и слово жена в смысле супруга воспринималось столь же грубым, как теперь баба.
Обычное, стилистически «среднее» слово и образует литературную норму. Слово жена - «нормальное» слово. Что архаично - то высоко, что пришло из народной речи - то пока что вульгарно; латинское слово вульгарис и значит - общенародный, обыкновенный, всем известный, из толпы или черни пришедший. Порочит ли это слово? Нет, но по месту и честь. Выкинуть слово вон? Пожалуй, если русская речь не дорога тебе. Но, уважая норму, сумей и понять, что держат ее какие-то силы. Лишиться их - значит нарушить норму. Осушишь болота на водоразделе, и пересохнут все речки, что берут в мшистых болотах невидное глазу свое начало и питают великие русские реки.
Давненько существуют в обиходной речи подобные «нехорошие» слова, никак не стать им признанно литературными. И все потому, что сегодня литератур-ны другие: есть, кричать, жена. И они нормативными стали лишь после того, как появились: слева - высокие, прежде бывшие нормой, а ныне книжные, изысканные кушать, вопить, супруга; справа же - простонародные, грубые и в то же время образные жрать, орать, баба. Слева и справа пристраиваясь к привычным всем теперь есть, кричать, жена, они и делают их обычными, простыми, нейтральными в стиле, приемлемыми для всех. А поискать в истории, - найдутся суждения и о грубости слова есть, и о крикливости слова кричать, и о вульгарности многих других, какие не решишься тут даже изобразить... найдутся. Что касается тех, что справа в этом ряду, грубых, они сохраняют свой разговорный ранг лишь потому, что правее их нету пока слов. Они - сегодня граница допустимого, за которой уже идет вульгаризм.
Но в этих словесных рядах есть и еще что-то, может быть, более важное. Сравним имена и глаголы.
У глаголов эмоция запрятана глубже, но зато непосредственно проявляется в действии. Оттого у глагольных корней и оттенки изменяются чаще, дробятся и множатся, лишь потом отливаясь в имени. Жрать -как грубо, а жертва - по-прежнему высокое слово.
Еще и в пушкинские времена пожрать оставалось словом высоким, кушать оказывалось средним (его предпочитало тогда большинство писателей), а есть воспринималось как грубое и простое (хотя уже Пушкин и ввел его как слово, по стилю нейтральное). С середины XIX века жрать и пожирать разошлись окончательно, жрать стало значить с жадностью насыщаться - обычно о животных, затем - о нищих, о подневольных людях, наконец - обо всех, кто пожирает пищу. Однако в начале XIX века можно было о поросенке, хотя и породистом, одновременно сказать и
кушает, и ест, в начале же XX - лексикограф считает вполне определенно, что вместо кушать следует говорить есть, и осуждает как неправильные выражения Собака кушает быстро и Кушать хочешь?