Слово очень предпочитал еще и Достоевский, который, при любви к энергичным выражениям, говорит нередко даже так: мы очень поцеловались вместо мы крепко расцеловались. Обычным словом стало и сильно; его употребляют все - от Пушкина до Тургенева, во многих дневниках встречаем только его: «весть сильно поразила меня», «сильно хочется», «сильно нравится», «сильно одобрил». Не только очень и сильно. Мазурик с Сенной площади «смотрит шибко зажиточным» у Вс. Крестовского, а Подросток в романе Достоевского, мечтая стать Ротшильдом, думает о том, что для него «было капитально важно...» - капитально в связи с капиталами. А с конца 60-х годов пришли в нашу речь слова страшно и ужасно.
Особенно выделяется своим пристрастием к слову ужасно писатель П. Боборыкин, хотя еще в начале XX века стилисты выделяли его кавычками. Встречается и слово страшно, но также только при глагольной форме: «дорога была страшно избита» - читаем у Л. Пантелеева. Люди старшего поколения полагали в ту пору, что вместо крайне можно сказать очень: не так патетично, и подобные «словечки пересаливают какое-нибудь понятие, как, например, страшно, ужасно, когда никаких страхов и ужасов нет, и можно, в большей части случаев, вполне ограничиться бестрепетным чрезвычайно».
Юрист А. Ф. Кони вспоминал, что особенно часто подобные выражения встречались в его практике: «На каждом шагу в описании того, что произошло или могло произойти с потерпевшим». Но это наблюдалось в просторечии, отражало взволнованную речь испуганного человека.
Кроме крайне появлялись и другие слова. Вот -крепко: «крепко болен», «крепко длинная веревка». Неправильными выражениями считал их, как и все современники, учитель гимназии В. Долопчев, который в 1909 году напечатал «Опыт словаря неправильностей в русской разговорной речи»: лучше сказать очень, сильно. Характерное уточнение: сильно уже получило права гражданства наравне с очень, как и очень после XVIII века заменило прежние вельми и зело. Трудно поверить, но триста лет назад очень произносилось очунь и было грубым простонародным, а зело - совершенно нормальным словом! Сегодня зело настолько устарело, растратив весь заряд своей образности, что даже в историческом романе не каждый писатель решится его использовать, настолько оттеснили его и весьма, появившееся на месте вельми, и обычное для нас очень. Но ведь тем временем в смене слов продолжалось развитие степеней выразительности, хотя то, что раньше искали в качественных характеристиках - очень, отлично, капитально, шибко, - на исходе XIX века стали находить в количественных мерах: крайне, крепко, слишком.
Разговорные формы проникали в печать через мемуары, письма и сатирические листки. «Смерть жарко!» - восклицает один герой в пародийной трагедии «Свистка» (1853); «Смерть люблю поэзию!», «Страх сколько времени!» Как ни борись с этой стихией, она побеждает. Новые слова оказались более удобными, хотя бы тем, что не связаны с другими словами в предложении и выражают эмоцию всей речи целиком.
Вовсе не так просты ужас да страх. Они более осмысленны, чем прадедовские ах да ох. Можно сказать даже, что они выражают те же эмоции, но содержательнее междометий.
Только использовать их следует осмысленно. Не случайно заметил Лев Толстой одному писателю: «Вот вы пишете об ужасном случае. Но у вас много слов: страшный, ужасный. Это не годится. Страшные вещи надо, наоборот, писать самыми простыми, «нестрашными» словами».
«С такой же внезапностью вошло в нашу жизнь слово волнительно», - заметил не так давно К. Чуковский.
Позволим себе не согласиться с Корнеем Ивановичем: у слова своя история. Волнительный в русских словарях появилось в 1704 году, а волнительно - в самом конце XIX века, сначала в артистической среде. Писатель Пастухов, один из героев К. Федина в романе «Необыкновенное лето», говорит: «Волнительно! Я ненавижу это слово! Выдуманное, несуществующее, противное языку.»
Противников его много и в наши дни, хотя уже Лев Толстой и А. П. Чехов употребляли его, правда, только в письмах, а в словари нашего времени волнительный включено, хотя и с пометой «разговорное». К. Чуковский свое отношение к слову выразил верно: «Мне кажется, Пастухов был не прав. Слово это самое русское».
Дело в том, что вариант волнующе, волнующий является книжным, это слова высокого стиля, по происхождению церковнославянские, и в разговорной речи люди стали заменять их русскими по образованию словами волнительно, волнительный; ведь существуют равные им по типу обаятельно и обаятельный, зрительно и зрительный, общительно и общительный. Ощущение неудобства, странности и даже известной манерности слов волнительно, волнительный возникает оттого, что как слова разговорные они противопоставлены торжественным волнующе и волнующий. Нет между ними средних, нейтральных по стилю слов, которые снимали бы столь резкую разницу стиля и оправдывали бы включение новых слов в литературный язык. Наш литературный язык в его норме - язык