Читатель по достоинству оценит эти слова замечательного писателя и гражданина. Да, гражданина, потому что от начала и до конца эти слова - гражданственные. Но во времена Чернышевского иначе и быть не могло, потому что этикет прошлого века именно немецкие градации в отношениях к человеку по рангам и предполагал.
Но тогда же развивались и иные традиции. Двоюродный брат и друг Чернышевского, впоследствии академик, А. Н. Пыпин рассказывал, что в университете студенты с латинистом общались на ты, «потому что и греки и римляне, как известно, всегда говорили на ты... как говорили римляне и как говорит русский народ». Тем не менее полной зависимости от иностранных речений и традиций, конечно, не было. Латынь учили и гимназисты, но в зиму с 1857 на 1858 год в русских гимназиях по реформе знаменитого врача Н. И. Пирогова, «не взирая на возраст, стали говорить - вы, при этом отменив и порку, - вспоминает известный педагог В. П. Острогорский. - Так сразу с одного маху исчезло из употребления и свиное рыло, и ослиное ухо, и даже личное местоимение ты». Не то в университете, там наоборот: «фамильярное ты, на которое тогда переходили студенты с первого же знакомства, было как бы внешним выражением той нравственной солидарности, какая чувствовалась в нас по отношению ко всему студенчеству». Товарищеское отношение на основе доверительной взаимности. Через несколько лет (как результат отмены крепостного права) товарищеские обращения распространились уже и на семейные и на коллективные отношения. До того в быту даже между членами семьи обычным было вы, но в 70-е годы «отец с сыном... были, по-модному, на ты» (Ф. Достоевский). В те же годы молодой Л. Толстой писал о крестьянском мальчике, с которым «составлял рассказы»: «Федька говорит мне ты тогда, когда бывает увлечен и взволнован». Тогда мальчик выражается не по-ученому, а как привык; вместе с тем это и показатель степени его доверия к учителю.
В середине XIX века обращение на вы или ты стало фактом социальным. Об этом писали и революционные демократы, отстаивавшие свободу человеческой личности от посягательств бюрократической камарильи. «Его высокоблагородию, - пишет Н. А. Добролюбов в «Свистке», - видимо не хотелось сказать мне вы, а с ты оно относиться ко мне не решилось; потому оно благоразумно избежало местоимений». Каждое такое столкновение с этим безликим «оно» воспринималось болезненно и всегда отмечалось. На то и было рассчитано. Так и шеф жандармов Бенкендорф обращался к Дельвигу или Пушкину - высокомерно на ты, провоцируя на ответную дерзость. Знак социального достоинства, местоимение личное становилось символом классовой борьбы. «Ванька, рассуждающий о том, что земля кругла, показался смешон; Ванька, изъявляющий претензию, чтоб с ним были на вы, показался дерзок» (М. Е. Салтыков-Щедрин).
Среди знаменитых требований рабочих Ленских приисков в 1912 году было и такое: «Рабочих называть не на ты, а на вы». В приказе № 1 Петроградского Совета от 1 марта 1917 года по армии - «обращение на ты отменяется совершенно».
Личное и социальное в постоянном конфликте. Социальный знак отношения к человеку как бы взаимо-обратим. Покровительственно-начальственное «тыканье» идет от петербургских чиновников XIX века (как подражание царю, который всем говорил ты), и «подчиненные не смели сердиться на ты от начальника», - замечал А. И. Герцен. Иерархия подчинения проникала в семью. А. И. Герцен вспоминал о своем дяде: «...был двумя годами старше моего отца и говорил ему ты, а тот, в качестве меньшого брата, - вы».
Однако унизительность подобного ты в одних разговорах удивительным образом оборачивалась знаком уважительного отношения и доверия со стороны других лиц. Поэт А. Фет, став мировым судьей, старался обращаться к крестьянам на вы, но постепенно вернулся к ты, - поскольку и сами крестьяне к судьям обращались на ты. Побывав в детской колонии, Ф. Достоевский поразился фальши, которую почувствовал в обращении на вы, принятом здесь. «Это вы показалось мне здесь несколько как бы натянутым, немного как бы чем-то излишним. Одним словом, это вы, может быть, ошибка и несколько серьезная. Мне кажется, что оно как бы отдаляет детей от воспитателя; в вы заключается как бы нечто формальное и казенное, и нехорошо, если иной мальчик примет его за нечто как бы к нему презрительное <...>. Оно, может быть, по-нашему, по-господскому, и вежливей, - объяснял писатель, - но холоднее, гораздо холоднее». Опустошенное грамматически, оно воспринималось только как знак достоинства - к одному обращаюсь как ко многим, то есть как ко всем вообще, самого его никак не выделяя.
Вот насколько многолики наши местоимения. Одно дело - социальный ранг, другое - народное чувство личности, противопоставленное мертвящей официальности.