Но как быть с плохой погодой? Какое слово подобрать для нее? И в столице до середины XIX века говорили просто: непогода, сочетание плохая погода неизвестно.
В. И. Даль описывал состояние дел просто: «На дворе погода какая-то средняя, то есть люди заезжие полагают, что она дурна; коренные жители находят, что она довольно сносна, и надеются, что к вечеру еще проведрится» — это о Петербурге, в котором круглый год, по замечанию столичных писателей, «сырой дождик и мокрый снег» или, выражаясь точнее, «холод, дождевой снег или снежный дождь». Действительно, очень трудно выявить словесный образ «плохой погоды» при наличии отрицательного непогода. Одно за другим появляются оценочные слова, эмоционально окрашенные, но при этом не указывающие на признак непогоды: как и многие в 60-е годы XIX века, Д. В. Григорович писал о дурной погоде, и такое выражение сохранялось до предвоенных лет XX века. Сначала говорили о скверной, потом о дрянной или ужасной, неблагоприятной, в 80-е годы — о хмурой, ненастной, скверной погоде, иногда и просто о сильной непогоде. Иное дело — погода хорошая.
Хорошая погода, выявляя образный смысл народного слова, не создает ли сочетание «масло масляное», какие мы во множестве находим сегодня в нашей речи? А дурная погода и вовсе абсурд: ведь есть слово непогода. Зачем же писатели развивали потаенную образность русского слова, сделав ее общепонятной? А сделали, не боясь нареканий в незнании русского языка, для того, чтобы сохранить слово погода как общее в обозначении всякой вообще погоды: и хорошая погода и дурная погода, все — погода, то есть годится для дела. Так и оживает старинный словесный образ: не только погожая, любая — погода.
Попыток дополнительным словом раскрыть значение старого слова, потускневший образ выявить прилагательным сделано много. Сегодня наше внимание останавливается только на том, что бросится вдруг в глаза, насторожит, а все остальные выражения мы как бы не замечаем, настолько они удачны. Хорошая погода — разве плохо?
В современном словаре эпитетов слово погода наделено уже сотней определений, причем большинство — с отрицательной оценкой. Плохая погода по-прежнему в центре внимания, и теперь ее именуют пакостной, собачьей или канальской (что на европейских языках и значит — собачья), убийственной и стервозной, то есть свое впечатление о ней выражают решительнее и грубее, чем в прошлые века.
Так же дорог в Петербурге и воздух. Старый моряк у И. Гончарова выезжал на прогулку «для воздуху», — старинный оборот с предлогом для, который значит еще ради. А у Герцена соседствуют разные обороты: с одной стороны, «Дышите свежим здоровым воздухом», с другой стороны, «Пусть он проветрится, le grand air (по-французски — открытый воздух) помогает» — так говорили еще в 1830-х годах. Герои Достоевского тоже идут на воздух, но у этого писателя уже чаще встречается оборот, распространенный прилагательным: свежий воздух, подышать чистым воздухом, переехали для хорошего воздуху, на него подействовал свежий воздух, он не спал на вольном воздухе… Свежий воздух подобен хорошей погоде — как вздох, как мечта, оттого и признаки подбираются идеальные; современный словарь эпитетов к этому слову дает 125 определений, но нет среди них ни вольного, ни хорошего. Свежий и чистый — вот основная характеристика этого дара природы уже около столетия. Благоприятный дыханию, реально хороший.
Но не всегда оправданны истолкования словесного образа посредством определения. Вот несколько цитат наугад из старых журналов, они демонстрируют всю нелепость бесполезного повторения мысли. Время прошло, и сейчас уже всякому видно, где и как ошибались предки.
«Титмауз вскочил на ноги». Вскочил — уже значит на ноги, зачем добавлять лишнее слово? «Между ними произошла обоюдная драка». Драка ведь действие, в котором участвует не один; зачем же тут слово обоюдная? «Целый окорок ветчины» — последнее слово также лишнее, поскольку в слове окорок уже содержится смысл целого. «Облокотясь локтями» — а чем же еще облокачиваются? «Содержит в себе» — и сегодня еще это часто в ходу, хотя в себе — лишнее.
В добролюбовском «Свистке» смеялись над сочетанием «в открытом чистом поле». Открытое поле и есть чистое поле. Уточнений не нужно, если вспомнить, что в этом народном выражении слово чистый того же смысла, что и слово открытый; но изменилось значение слова чистый, стало значить очищенный, не грязный.
Выходной день
В числе новых выражений, появившихся после Октябрьской революции, было и день отдыха наряду с устаревавшим, как тогда казалось, словом праздник. Но и новое сочетание не осталось одиноким, образовалось еще одно: выходной день. Оно пришло в литературный язык из речи рабочих в 1930-е годы. Еще словарь Ушакова, указывая старое значение слова выходной — праздничный, торжественный, парадный (выходной костюм, выходное платье), отмечает и новое разговорное значение: выходной — не рабочий, свободный от работы; приводится столь же новое, но в переносном значении — выходной день. Выходной день — день, свободный от работы. В прошлом веке такой день называли по-разному: как у чиновников — табельный или как у рабочих — прогульный. Л. Толстой употребил обычное слово, которое находилось в обращении: «выпустили народ на свободный день» (с фабрик). Но, строго говоря, и это не точно: ведь свободным становится человек, а не день.
Смысл самого прилагательного в сочетании выходной день остается очень древним. Он связан со словом выход — торжественное, праздничное шествие людей, свободных в этот момент от каждодневного труда. Тогда и ударение в слове было другим, располагалось на первом слоге: вы́ходный. Даль говорил о вы́ходном как о дне выхода, о вы́ходном жалованье и всяком ином, но выходно́го дня он, как и рабочий XIX века, не знал.
Вообще следует заметить, что на Руси издавна не бывало выходных дней — только праздничные, к которым относились и еженедельные праздники воскресения; на Руси этот день всегда назывался неделей, то есть днем, когда ничего не делают. В праздники человек празден, руки — праздные. Слово по форме своей — церковное, потому что в средние века и праздники были только церковными: в быту слова праздник избегали. Еще в конце прошлого века праздничные дни свободно могли назвать воскресными, хотя и это слово тоже не русское. Но не скажешь ведь дни недельные!
Слово выход в средние века означало срок выплат: за работу наемному работнику, а еще раньше — налогов ханской казне. Выход — полный расчет и свобода на время. Выход и есть выходной. Отдых и отпуск.
Таким образом, современный нам выходной день стоит в исторически четкой цепочке понятий, сменявших друг друга: расплата — свобода — отдых. При этом, конечно, и близкие по смыслу сочетания слов оказали свое влияние. Слово отпуск, например, сродни слову выход, и в древности образованное от него прилагательное также имело ударение на первом слоге: о́тпускный. Выходной и отпускной в представлении нашего современника стоят рядом, выражая разные отрезки времени, полученные им для отдыха за работу. Но образный смысл определений сохраняет между ними различие: в отпуск — отпускают, в выходные не ходишь на работу сам. В истории связаны они с политической борьбой рабочего класса за свои права, в частности — за право отпуска и выходного дня. Рабочий продавал свой труд, не имея при этом никаких материальных средств; естественно, что он нуждался в отдыхе, чтобы восполнить свои трудовые ресурсы. Хотя в основе нового понятия и лежит классовая точка зрения, она прекрасно отлилась в национальных формах русского языка, продолжив длительную традицию обозначения свободного от работы человека. Вместе с тем остались и те слова, которые прежде служили своего рода заменой для выражения того же понятия о свободном от работы дне. И праздник, и день отдыха нам также известны: при этом мы прекрасно понимаем, что праздник — церковное слово, а день отдыха — перевод с немецкого (Rasttag). Только выходной день является собственно народным и разговорным русским выражением.