Мировосприятие совершенно новое слово, отмечено в только что изданном словаре Академии наук (1982), а тут на подходе все новые и новые, например: миропостижение — в «Литературной газете», а может быть, и где-то еще. Этих новых слов в словарях еще нет, иные и вовсе непонятны, вроде вот миропонятия в одном молодежном журнале в речи одного молодого человека, нашего современника: видимо, он не понял слова миропонимание и заменил его тем, что попроще. Миропонятие — ошибка, потому что понятие есть результат уже законченного мировосприятия. Понятие и понимание различаются как итог и как действие.
По-видимому, и дальше, дробясь в сознании и выражая разные частные оценки общего понятия, будут рождаться новые выражения с начальным миро. Пусть рождаются; они и исчезнут, не задерживаясь в нашем словаре. Только термин имеет право на долгую жизнь, важный и точный термин. То, что начиналось сто лет назад как миросозерцание, а затем оказалось важным как мировоззрение, все определеннее и тверже отливается в новом и действенном слове: миропонимание. Не только созерцать и не просто действовать, но также и понимать этот мир, который вокруг тебя. Жизнь уточняет понятие, из многочисленных представлений о мире выбирая самые точные признаки.
Неуловимые нити образа
Некоторые движения образа в слове сегодня трудно проследить. Много заинтересованных лиц, готовых скрыть возможно важные смыслы известных слов.
Скажите, например, почему в 1830-е годы вместо привычного нам мой предшественник — по должности, например, — стали вдруг говорить мой предместник? Понять-то можно: важно, что занимаю его место, а вовсе не то, что шествую за ним. Не время замены важно отметить, а место сидения — за столом или в должности. Слово не привилось.
«Какое было предыдущее его…» — писал П. А. Вяземский вместо принятого в то время предшествующее; сегодня мы предпочтем иное выражение, скажем: «Каково же его прошлое?» Нашей мысли не важно, каким образом человек дошел до сегодняшнего дня, или что предшествовало его состоянию сегодня. Мы отмечаем просто и ясно, что было у человека прошлое.
А вот из практики учителей. В начале XIX века перед посторонними давали они образцовые уроки, показывали образцы своей работы. Много позже, в 1870-х годах, в Петербурге стали в тех же целях давать примерные уроки, то есть опять-таки показывать пример. Пример — не всегда образцовый, а что до показа… не лучше ли и сказать: показательный урок? Так и говорят школьные учителя сегодня. Без претензий и в точном соответствии с сущностью дела: показать покажу, а вам уж решать — образцовый урок или только примерный. Таково же и отношение к тому, что мало-помалу проясняется, стоит человеку заняться делом вплотную. Древнейшее слово проясниться как бы рождено для выражения этой мысли. Из тумана неясностей предмет или дело проясняются сами по себе. Но со временем этого слова показалось мало. Предмет или дело стали вырисовываться — немного искусственное словечко, потому что выражает другую мысль: не само по себе проясняется, а как бы рисуется вашим сознанием, может быть и не совсем точно. С 1978 года даже в центральных газетах встречаем мы новое слово, в разговорной речи известное лет тридцать: высвечивается. Не само по себе проясняется, не с помощью воображения рисуется, а как бы нехотя, давлением обстоятельств, мастерски подсвеченное со стороны, — высвечивается! Все дальше отходит восприятие от реальности, все больше внимания уделяется личному переживанию, ощущению человека, который хочет прояснить для себя суть дела: дело проясняется — дело вырисовывается — дело высвечивается! Трудно такую замену принять. Разве что в шутку, когда захочешь сказать иронически: дело как будто высвечивается — ан все еще ничего не ясно!
В «Старых записных книжках» П. А. Вяземский перечислил такую группу имен: «Соперничество, ревность, совместничество, что французы называют jalousie de métier (профессиональная зависть). Нет, это платоническая, бескорыстная зависть». Здесь слова разного стиля и разного происхождения, они выражают понятие, может быть, и не совсем нам ясное, во всяком случае, не «очень общественное», скорее личное соперничество между людьми на основе какого-то общего интереса. Поэтому когда в наши дни понадобилось слово для выражения близкого к ним понятия, Употребили и новое слово — соревнование. И спортсмену, и рабочему, и любому гражданину свойственна эта бескорыстная профессиональная зависть, уже очищенная от всяких нежелательных образов. Это вовсе и не зависть, не борьба за место под солнцем. Не ревность, хотя в высоком и книжном слове соревнование корень все-таки этот: ревность, рвение, порыв.
Однако нельзя сказать совершенно точно, смогло ли новое слово соревнование заменить все неловкие образования XIX века, если бы те не появились в свое время и не накопили в себе многозначных и сложных представлений о свойственном всякому человеку стремлении к наилучшему исполнению своих желаний.
Делец и делаш
Дело — русское слово, которое всегда употреблялось при обозначении самого необходимого для общества труда. Земледелец занимается делом, кормит мир. И любой человек, который трудится на общую пользу, — действователь, работник, трудник.
Однако труд трудом, дело делом, а не всякий желает трудиться на общую пользу.
Старинный русский корень стал родоначальником многих слов, в которых движение словесного образа происходило с помощью суффикса — невзрачной, кажется, части слова, но необходимой для выражения разных оттенков смысла. В том числе и отрицательного.
В 30-е годы XIX века петербургское общество спорило: деятель или делатель? Слово деятель, только что вошедшее в русскую речь, осмеивалось и порицалось. В. И. Даль навсегда остался при этом мнении и предпочел слово делатель — однако через одно поколение, в 60-е годы, деятель окончательно победил и ушедшего навсегда действователя, и дряхлеющего делателя.
Какой смысл был в замене слов, которые в Академическом словаре 1847 года и стоят-то рядом, и значат почти одно и то же? Действователь — действующий, делатель — делающий, деятель — делающий или производящий что-нибудь. А разница есть, и немалая.
Разница в идеологии. Формой слова, почти не изменяя корня, сумели показать изменения, происходившие в характере человеческой деятельности и действия: действователь — тот, кто действует, делатель — тот, кто делает, деятель — тот, кто трудится, производит, работает надо всем, занимается всем, деятелен.
Поначалу всякий выдающийся чем-то работник — деятель, но ведь дело-то может быть разное, тем же словом можно назвать необязательно трудягу и труженика; сегодня «деятелем» (как бы в кавычках) спокойно мы называем бесполезного для общества гражданина, который в личных интересах деятельно суетится.
Пожалуй, только в конце XIX века деятель стало словом, вызывающим некоторое недоверие. С одной стороны, конечно, выдающийся деятель, но обязательно в сочетании с определением; отдельно деятель — как-то странно. Известный шестидесятник Л. Ф. Пантелеев, вспоминая события 1862 года, писал об одном чиновнике, который «был в Вологде перед тем вице-губернатором, потом деятелем в царстве Польском за время Милютина». Слово это автор дает курсивом, желая обратить внимание читателя на необычность его значения. И мы понимаем: не очень хороший был деятель.