Разговорные формы проникали в печать через мемуары, письма и сатирические листки. «Смерть жарко!» — восклицает один герой в пародийной трагедии «Свистка» (1853); «Смерть люблю поэзию!», «Страх сколько времени!» Как ни борись с этой стихией, она побеждает. Новые слова оказались более удобными, хотя бы тем, что не связаны с другими словами в предложении и выражают эмоцию всей речи целиком.
Вовсе не так просты ужас да страх. Они более осмысленны, чем прадедовские ах да ох. Можно сказать даже, что они выражают те же эмоции, но содержательнее междометий.
Только использовать их следует осмысленно. Не случайно заметил Лев Толстой одному писателю: «Вот вы пишете об ужасном случае. Но у вас много слов: страшный, ужасный. Это не годится. Страшные вещи надо, наоборот, писать самыми простыми, „нестрашными“ словами».
Волнительно и волнующе
«С такой же внезапностью вошло в нашу жизнь слово волнительно», — заметил не так давно К. Чуковский.
Позволим себе не согласиться с Корнеем Ивановичем: у слова своя история. Волнительный в русских словарях появилось в 1704 году, а волнительно — в самом конце XIX века, сначала в артистической среде. Писатель Пастухов, один из героев К. Федина в романе «Необыкновенное лето», говорит: «Волнительно! Я ненавижу это слово! Выдуманное, несуществующее, противное языку.»
Противников его много и в наши дни, хотя уже Лев Толстой и А. П. Чехов употребляли его, правда, только в письмах, а в словари нашего времени волнительный включено, хотя и с пометой «разговорное». К. Чуковский свое отношение к слову выразил верно: «Мне кажется, Пастухов был не прав. Слово это самое русское».
Дело в том, что вариант волнующе, волнующий является книжным, это слова высокого стиля, по происхождению церковнославянские, и в разговорной речи люди стали заменять их русскими по образованию словами волнительно, волнительный; ведь существуют равные им по типу обаятельно и обаятельный, зрительно и зрительный, общительно и общительный. Ощущение неудобства, странности и даже известной манерности слов волнительно, волнительный возникает оттого, что как слова разговорные они противопоставлены торжественным волнующе и волнующий. Нет между ними средних, нейтральных по стилю слов, которые снимали бы столь резкую разницу стиля и оправдывали бы включение новых слов в литературный язык. Наш литературный язык в его норме — язык среднего стиля, который безразличен и к высокому, и к низкому, разговорному. Давая оценку всем словам по принципу «нравится — не нравится», мы должны это всегда помнить. Разрыв стилей мы воспринимаем как ненужность нового слова, а это неверно в отношении к самому языку и несправедливо в отношении к слову.
Волнительно и волнительный — типично русские слова, они постепенно приходят на смену книжным волнующе и волнующий. Разговорная стихия вообще постепенно подавляет книжную, высокую. Наш пример — показатель этого процесса. Не важно, откуда приходит новое слово. Волнительно пришло из артистической среды, потому что именно там впервые возникла потребность в выражении сильнейшего эмоционального впечатления. Однако, попав в общую речь, слово чуть-чуть обобщило свое значение, так что и словарь русского литературного языка в 4-х томах сегодня указывает: «Волнительный — волнующий, вызывающий тревогу»; следовательно, здесь не одно лишь восхищение, но и настороженность.
Простой способ проверить значение нового слова в языке — поставить его в разные сочетания с другими словами. Можно по старинке сказать волнующе прекрасен, она говорит волнующе, а очень волнующе уже хуже: высокое слово требует соответственного окружения — весьма волнующе. Сказать же мне было волнующе или это волнующе невозможно, потому что в русские разговорные конструкции книжное слово не вложишь. Однако вполне возможны (и отмечены в речи) сочетания мне (было) волнительно или это волнительно.
Волнительно и волнующе как бы дополняют друг друга, употребляясь в разных сочетаниях. Причем волнительно чаще встречается в конструкциях, характерных для обычной речи, потому что передает значение качества, понимаемого как действие, а в разговорной речи самое главное — указать на качество именно действия. Выражение это волнительно ставит новое слово даже на уровень сказуемого — по нынешним временам самый главный член предложения!
Мне лично волнительно и волнительный могут не нравиться. Однако ни языковед, ни образованный человек не может просто так отмахнуться от того, что есть в языке нового; у каждого слова должен быть свой шанс. История этих слов в последние почти три столетия показывает, что в будущем они могут стать вполне литературными, потому что укладываются в закономерности употребления и развития языка. Они вовсе не «противны языку» (в смысле — противопоказаны ему), однако многим они по-прежнему неприятны.
Вопрос А как правильно? переводит обсуждение в новую плоскость — это уже вопрос о литературной норме.
Слова волнительный и волнительно сегодня еще не являются литературными. Но как раз в этом и заключается их сила при выражении личного эмоционального чувства. Конечно, обязательно правило: не употреблять слово там, где оно неуместно.
Но отчего все же слово живет, как ни борись с ним? Почему так выходит, нам объяснит писатель, для которого слово и есть прежде всего — ощущение, представление, образ, непосредственно вытекающий из смысла исходного слова. Б. Тимофеев представляет это так: «Ведь если слово удивительный происходит от глагола дивить, то волнительный явно происходит от слова волнить, а не от волновать, согласны?» И тогда кажется, будто вся задача состоит в том, чтобы найти такое исходное слово — которое и ищут подсознательно! — волна, волнить, волновать? Не понятие становится важным, а ближайшее представление, которое было бы способно одухотворить новое слово и тем самым сделать его законным и «правильным». Сделать это легко, потому что внутренние значения слов живут в нем, как бы дремлют до поры до времени.
Но нельзя забывать об источнике эмоции и образа. Словесный образ не в нас сидит, не заключен в слове, самом по себе. Образ — в исходном слове, но каково оно? Не волна, не волнить, никакое другое в отдельности, а все сразу, в их смысловом единстве, которое создает и общее им всем понятие. Потому что чем понятие четче и яснее, тем образ богаче и ярче. Входя друг в друга, образ и понятие создают тот потаенный смысл русского слова, который в нем так нам нравится. Иначе мы не поняли бы друг друга: для вас один образ, для меня — другой… Не язык, а сплошное воображение. Но уж коли общее есть понятие, если исходный образ был — значит, можно создавать и новые краски текста, и новые слова, и образы — тоже новые.