С начала XIX века предпочтение той или иной формы обращения к родителям также изменялось: был и отец, был и старик, — все это было. Но пахан — это уже оскорбительно. Воровской жаргон более сотни лет называет паханом главаря шайки. Не к лицу молодому человеку такое слово из разнузданной речи воровского притона, но уж совсем непонятно, когда его печатают, как бы смакуя, молодежные журналы…
Что же касается ма и па — это дальнейшее сокращение «интернациональных» детских слов папа и мама; на западный образец молодежь сокращает форму привычного обращения к родителям. Осуждать? Однозначно ответить трудно. Однако началось это давно. Папенька — папаня — папа — па! Есть в этом па нечто инфантильное, жалобное, капризное. Стоит ли поощрять?
«Извиняюсь!»
В повести И. Мясницкого 1904 года:
— Виноват-с… вообще пардон-с, мон онкль-с! это я от икстазу-с… а сейчас они полный грансиньор-с!
Для сравнения сразу и вторая цитата — из книги В. Катаева:
— Извиняюсь, вас тут не сидело!
Речь купчиков начала века и речь тех же купчиков через двадцать лет, в годы нэпа. Французское как образец и стандарт вкуса после революции сменилось своим, доморощенным, но по-прежнему в соответствии с мировыми стандартами дурного вкуса: красиво и элегантно…
Извиняюсь… Кажется, нет никаких причин для беспокойства. Обычное русское слово, которое и классики употребляли. Но именно такая «похожесть» и устрашает: у мещанина все похоже на настоящее, все как у людей, но тем не менее — не русское.
Похожесть заключается в том, что возвратный глагол извиниться действительно употребляется в литературной речи, в том числе и у классиков, — но только не в значении первого лица. Когда-то этот глагол значил получить прощение. Но как можно оправдать самого себя или у самого себя получать прощение? Профессор говорил рабфаковцу 30-х годов: «Но, простите за педантизм, говорить извиняюсь нескромно. Этим вы как бы извиняете сами себя. Надо говорить извините» (Е. Евтушенко. Ягодные места).
Хорошо известно, откуда пришло это словечко. Родилось оно в среде обрусевших иностранцев и московских купцов, но скоро распространилось. «Пусть подобные несуразные искажения речи не идут далее обихода и моды трамвайных кондукторш и прилавка», — писали столичные газеты в начале века. Заметим: прилавка… Газеты опасались, что словечко пойдет гулять по гостиным. А между тем опасение было запоздалым. В те же дни чеховский дядя Ваня спокойно говорит: «Извиняюсь!» Некоторые литераторы уже тогда выражали сомнение, чтобы, «сын тайного советника и сенатора и сам культурный человек», Иван Петрович Войницкий говорил таким образом: «скорее всего, это неразборчивость самого Чехова, в языке которого многое осталось от простонародья».
Трудно сказать, правы ли критики Чехова. Словечко встречается не только у него. В частной переписке XIX века, в мемуарах, когда приводится устная речь горожан. Правда, в каждом из примеров употребление формы извиняюсь можно оправдать каким-либо обстоятельством, тонкостью речи, поначалу не замеченной. «Не извиняюсь перед вами» — у Пушкина; «тысячу раз извиняюсь за то, что…» — у Гончарова; «отложил дело, извиняясь занятостью» и др. — в общем вполне литературны. Личная форма глагола, равноправная в ряду других: извиняешься, извиняется — извиняюсь. Можно понять и переход мысли, почти неуловимый сознанием, но в целом ясный: человек сообщает, что он извиняется в данный момент перед кем-то, вызывая собеседника на ответную реакцию. Может быть, и с некоторой экспрессией, но все-таки вполне правильно.
Иное дело — «извиняюсь, вы не от Ивана Иваныча?», «я извиняюсь, скока время?» В таком случае перед нами форма, как бы вырванная из ряда других, намеренно подчеркнутая употреблением местоимения я, и потому ставшая своего рода наречием, вводным словом, обращением («Извиняюсь, вы…»). Сразу как-то и не поймешь, что это такое: то ли форма настоящего времени, как извиняется, то ли повелительного наклонения, как извините! Так возникают те самые изысканные словечки, которые как будто вежливее, чем извините, но на самом, деле безликие и безродные порождения вихляющего мещанского сознания. Похожие на русские слова — но не русские вовсе. Это извиняюсь, сменившее многочисленные русские формулы извинения, объясняется равнодушием к слову. Казаться — а не быть… А между тем, не все столь невинно, и слово может замарать.
Социальные сдвиги в обществе сопровождались сдвигами в сознании и в оформлении мысли словом. Не всегда вкус и знание языка оказывались на высоте. Журналы 20-х годов XIX века уже почти смирились с разговорной формулой извиняюсь, а словарь Ушакова в 1935 году впервые допустил ее на свои страницы, хотя с оговоркой: «Извиняюсь употребляется также в значении извините, извините меня (простореч.): извиняюсь, я опоздал». В академических словарях этой формы, разумеется, нет.
Однако к ней пригляделись, привыкли, а привыкнув, пошли дальше. Уже не только наречие, но и действительно мещанское — рубленая частица — «Извиняюсь, вы крайний?» По-видимому, процесс продолжается и сегодня, где-то в тайных глубинах, недоступных влиянию специалистов по культуре речи. Да и зачем они, такие специалисты, если журнал «Наш современник» вдруг употребляет слово — заизвинялись? Современник все стерпит, попривык…
«Кто последний?»
Выражение относится к числу наиболее спорных, и многих оно обижает. Отсюда и стремление заменить его: «Кто крайний?» В ответ сердито поправляют: не крайний — последний. Однако многие, наоборот, полагают, будто последний имеет совершенно другое значение (плохой, никудышный) и лучше сказать: крайний.
Много говорили и писали об этом выражении, и все еще нужно к нему вернуться. В нем есть как раз тот самый словесный образ, который, сплетаясь с сиюминутной эмоцией, создает нередко взрывчатую ситуацию.
Становясь в очередь, человек приветствует тех, кто некоторое время будет его соседом. Не в русском обычае молча войти в толпу и отстраниться от всех молчанием: вежливым словом он выделяет из массы людей нужные ему лица. Правда, уважительное пожелание здоровья в данном случае не совсем уместно, поэтому и возникло такое сочетание: «Вы — последний? Кто последний?» Непонятно, почему оно может кого-то обидеть, ведь спрашивая: «Кто последний?» — человек хочет узнать, по следу кого ему предстоит пройти. И верно, в таком выражении сохраняется исконное значение слова последний — тот, кто идет по следу, тот, кто торит тропу следующим за ним, или тот, кто сам следует за другими. Это понятно из сравнения прилагательного с причастием: последующий — тот, кто потом, а последний — тот, кто перед ним. Книжное последующий указывает на то, что человек становится последним, а русское слово последний значит лишь то, что по времени он самый недавний (только что стал в очередь), а в пространстве — конечный в ряду других. В утешение обидчивым заметим, что в научной речи последний как раз уважаемое слово.