Уже в начале XIX века появляется и третье слово — пристойный. Один из членов московского «Общества любителей российской словесности», наблюдая за смыслом расхожих слов, в 1824 году специально пытался уяснить себе разницу: «Приличный — что идет к лицу, пристойный — что пристало к лицу». Значит, что-то иное: приличный выражает реальную связь вещей, тогда как пристойный обозначает случайные между вещами отношения. И как пример, характерный для дворянского века: «Дворянину, например, прилично быть бескорыстным; каждому это пристойно», но также «прилично заниматься науками — пристойно веселиться». Любопытна эта подробность: постоянный признак приличен — ибо это и есть «лицо»; временное и случайное «представлено» и в каждый момент может исчезнуть. Поэтому долго пристойными оставались: слова, поведение, действия, — все, что и связано с достоинством. В самом конце века тот же образ всплывает у публициста Н. В. Шелгунова: «Держали бы себя пристойно, умно и с общественным достоинством».
Но мысль скользила дальше в многочисленных сочетаниях и, дробясь в определениях, все больше смешивала смыслы слов. В середине XIX века вместо слова порядочный все шире употреблялось приличный. В XX веке неожиданно стало очень важным слово пристойный. Словарь под редакцией Д. Н. Ушакова полвека назад только слово порядочный безусловно признавал литературным, приличный же считалось разговорным, а пристойный — по преимуществу книжным. Новейшие словари, уже без всяких помет, считают их простой заменой слова порядочный, а пристойный — это и замена для приличный.
Исходное — основное — значение всех прилагательных еще вполне ощущается нами. В самом деле, порядочный — это вполне соответствующий ряду, а приличный — достаточно хороший, тогда как пристойный — достаточно уместный. Можно ли сказать о человеке, даже если он вам и нравится, что он — пристойный человек? Пристойным может быть дело, непристойным — слово, но никак не человек. Слишком недавно все три слова составили общий ряд. Каждое из них не во всех значениях совпало еще с другими, стоит наособицу, а это вызывает и неопределенность в толкованиях словарей. Ведь пока в разговорной речи не отстоялся их общий смысл, они и не станут в равной степени литературными. Какое-то устаревает, другое — слишком выразительно.
Таков еще один пример движения образа в слове. У всех трех есть нечто общее — понятие о достаточном, о принятом правилами, обязательном для всех. Различие же между ними в границах дозволенного: просто точный — порядочный, просто хороший — приличный или просто уместный — пристойный. Для сознания современного человека последняя характеристика оказывается самой важной, поскольку она не только отвлечена от вкусовых ощущений говорящего, от личных его впечатлений, но вдобавок и очень гибко выражает изменчивые отношения: пристойное в одном случае может стать непристойным в другом. Сегодня это слово еще не совсем потеснило своих предшественников, и что будет дальше — покажет время.
Молодец, мальчишка, молодой человек
Бывают в языке корни, с которыми веками связаны самые разные, почти не меняющиеся эмоции. Нет-нет да проявят себя, обожгут — и снова в спячку. Декабрист А. Беляев писал о годах учения в морском корпусе: «Кто под розгами не кричал, тот назывался молодцом, чугуном и стариком». Молодец — молодой, но при чем тут старик? Да и с молодцом тут не все ясно: мо́лодец или молоде́ц?
На самом деле молодец никогда не вызывал особых симпатий. Озорник, задира, обидчик… Молодо-зелено, опыта нет, а дерзости хоть отбавляй: идут молодые из дома по белу свету наездниками да ушкуйниками, свет повидать да силушкой помериться. Уменьшительный суффикс вполне уместен при этом слове, потому что молодец не просто молод, он мал еще для самостоятельной жизни.
Со временем стали мо́лодцы молодца́ми, — потребовалось новое слово, чтобы отметить им непослушных людей вроде Васьки Буслаева. С XVII века известны и мальчики — слово, которое еще в начале XIX века было весьма осудительным: у Ф. Сологуба синоним ему: «эти молокососы». Однако и с мальчиками разобрались, приспособили слово для обозначения того возраста, который прежде именовался отрочеством.
Но, видимо, очень нуждались все-таки в слове, которым со всем осуждением можно было выразить свое отрицательное отношение к буйству зеленых и молодых, без руля и ветрил, вступающих в жизнь людей. Усилили слово мальчики суффиксом и получили: мальчишки! В журнальной борьбе середины XIX века мальчишки — тоже ругательное слово. Таким его сделал редактор московских изданий М. Н. Катков. Революционных демократов «называли свистунами, нигилистами, мальчишками, для них придумано слово свистопляска», — говорит Д. И. Писарев, современник Каткова.
Одной отрицательной эмоцией дела не сделаешь. Нужно было ответить Каткову, подобрать слово, близкое по смыслу, но уже положительного свойства. И. И. Панаев вспоминал, как в кругу «Современника» рождалось такое слово, немного литературное, не столь короткое, но зато уважительное: молодые люди. По составу слов оно не ново, уже просветители XVIII века молодыми людьми называли тех, кто возрастом противопоставлен старикам. Да и потом сочетание сохраняло исконное свое значение; например, Ф. М. Достоевский говорит: «не дети, а подростки, будущие молодые люди». В подцензурной печати возникает эмоционально новое выражение — молодые люди. Не молодецкую удаль, не легкомыслие бульварных мальчишек выражает это понятие — это о людях, достойных уважения, хотя еще и молодых. С ними следует вести серьезный разговор. Потому и встретили в штыки это сочетание противники революционных демократов. «Вы, молодые люди!» — иронически говорит один из героев соллогубовского «Тарантаса». То же в «Петербургских трущобах» Вс. Крестовского: «Знаете ли, какие эти молодые люди? Богоотступники, красные!» Нет, не случайно тогда же обронил Достоевский: «Молодой человек… молодое перо… а еще обижается за слово молодой!» Как не обидеться…
Так в идейной борьбе наметалось противостояние: молодые люди встали против мальчишек. Устойчивое слово, почти термин. Не мо́лодцы — люди. Молодые люди.
Шестнадцатилетнего мальчика принимали в салоне «как взрослого молодого человека», а те, кому оказался он не по нраву, величали его мальчишкой. Так, в мемуарах Д. Свербеева взрослый (зрелый) четко отличен от мальчишки. Тут не один возрастной признак, а нечто бо́льшее. Знаменитый педагог В. Острогорский таким же образом противопоставил понятия молодой человек и мальчишка: в университете «смотрели на нас не как на мальчишек, а как на молодых людей, пришедших взять у них знания».
В осудительном слове мальчишка как бы сошлись и мальчик, и молодой человек, но со временем эмоция в этом слове как-то угасла, и в новом эмоциональном накале в разговорный язык поступали слова из жаргонов и просторечия. У изысканных аристократов в их мемуарах выражением высшей степени отвращения к выскочкам-биржевикам и прочим «случайным людям» стали слова ребята, парни, мальчишки. Теперь не одно лишь классовое отношение к подобным людям содержится в унижающем слове мальчишка. Те же мемуаристы с таким же осуждением говорят о «кровавом мальчуганстве», «мальчишестве», «мальчишеском безумстве», отзываясь о действиях царского правительства в связи с событиями 1905 года. Мальчишки, мальчуганы, парни, ребята… Эмоциональная насыщенность смысла, который все эти слова в себе несут, усиливается неспособностью к делу, незрелостью, тупостью.
Тем временем развивалось и понятие о «молодом человеке». Поначалу он «молод», потому что еще учится. Но вот как, по словам В. Г. Белинского, понимали молодого человека в Москве 1844 года: «Люди, поставившие образованность целью своей жизни, сначала бывают молодыми людьми, подающими о себе большие надежды, и потом, если вовремя не выедут из Москвы, делаются москвичами и тогда уже перестают подавать о себе какие-нибудь надежды, как люди, для которых прошла пора обещать, а пора исполнять еще не наступила». В повести Л. Толстого «Казаки» Оленин еще «был то, что называется молодой человек в московском обществе», а тогда это означало: не учится, не служит, промотал состояние. В 1882 году тот же Л. Толстой говорит о молодых людях и юношах как о словах-синонимах, без всякого «московского», неодобрительного оттенка. Старшему поколению понятие это все еще кажется осудительным, таким уж оно пришло из прошлого с его культом старчества и старшинства. В начале XX века нейтральным оставалось слово юноша — с простым указанием на возраст человека, но если требовалось о том же юноше высказаться неодобрительно, говорили: «нынешние молодые люди». Слишком высокое, книжное слово юноша уже не удовлетворяло всех возможностей речи, появилось сочетание молодые люди.