— Это не на один час! — вздохнул Бриско.
— Посмотрим, — сказал Алекс. — Может, нас пропустят?
Четверть часа спустя они заняли место в нескончаемой очереди, обмотанные шарфами, упрятав руки в карманы, грея пальцы о горячие камушки, готовые отстоять сколько понадобится.
Они были не так уж похожи друг на друга. Бриско, кудрявый крепыш, был шире в кости, плотнее. Только выражение глаз немного противоречило этому впечатлению силы. В них светилась трогательная детская доверчивость.
Алекс был тоньше, легче. Короткие темные волосы падали ему на лоб. И если кого-то из двоих можно было считать беспокойным, то скорее его. При этом у обоих — тот же рост, та же манера смотреть на все вокруг с ненасытным любопытством. Но главное — оба повиновались одному рефлексу: держаться рядом, чтоб можно было коснуться, чтоб все время чувствовать друг друга. У них это выходило самой собой, неосознанно, им даже взглядами не надо было обмениваться — как будто их связывала какая-то невидимая нить.
Отстояв час, мальчики начинали подумывать, что ожидание затягивается; плитки у них в карманах были уже чуть теплыми. Иногда взрослые расступались и пропускали их на несколько мест вперед.
— Храбрые вы ребята, молодцы, — сказал им какой-то толстый лысый дядька, стоявший перед ними. — Король был бы вами доволен. Проходите-ка вперед.
И добавил, обращаясь к соседу:
— Я специально приехал с Большой Земли, все бросил — корабль, все дела — и сюда.
Тем не менее прошла еще вечность, прежде чем они смогли наконец увидеть величественное каменное ложе, воздвигнутое посреди площади. Подойти можно было только к изножью, с других сторон к ложу не пропускали — запретная зона. Оттуда, где они сейчас находились, лицо короля еще нельзя было разглядеть, только угадывалось большое лежащее тело в красной с золотом мантии да сапоги с торчащими вверх носками. Бриско потянул брата за рукав.
— Это он?
— Ясное дело, а ты думал кто?
Хотя сказано это было вполне залихватским тоном, Алекс был глубоко взволнован, даже ошеломлен. По углам ложа стояли четыре солдата — почетный караул. Разрешалось только дотронуться до сапога или колена короля, что, собственно, и делали люди.
Между последними загородками проход был такой узкий, что пришлось двигаться гуськом. Скоро впереди осталось человек десять, не больше. Алекс подтолкнул Бриско.
— Давай ты первый.
Они уже оказались перед ложем. Король лежал с непокрытой головой в нимбе пышной седой гривы. От мельтешащих в воздухе снежинок немного кружилась голова и казалось, что видишь сон, однако это была явь: король умер, и его тело покоилось здесь, на морозе, посреди Главной площади.
Бородатое лицо выглядело безмятежным, как будто король мирно отдыхал. Казалось, вот сейчас старческие руки, скрещенные на груди, приподнимутся при вдохе, но они оставались неподвижными, они застыли, как руки статуи. Казалось, вот сейчас разомкнутся веки, и голубые глаза взглянут на небо, но веки не размыкались. Они сомкнулись навсегда. Король Холунд не спал — он был мертв.
— Давайте, давайте, — поторопил солдат, — не задерживайтесь.
Бриско протянул руку, тронул край каменного ложа и отошел. Алекс же сделал еще шаг и дотянулся до королевского сапога. Пальцы коснулись холодной кожи, и его пробрала дрожь. «Я потрогал мертвого короля!»
— Ну давай, проходи! — сказал солдат, следивший, чтобы движение не застопорилось.
Он сказал это доброжелательно — не такой был день, чтоб покрикивать.
Но Алексу было мало, ему хотелось еще остаться, и он отважился на безумный экспромт. Еще секунду назад он ни о чем таком и не помышлял, а тут решился: вместо того чтоб проследовать дальше вместе с очередью вслед за Бриско и остальными, он сделал шаг в сторону, потом еще шаг, и еще, и встал как вкопанный. Солдаты никак на это не отреагировали. Почему? Трудно сказать. Возможно, потому, что он проделал свой маневр так естественно и невинно, не таясь. Возможно, потому, что каждый из четырех солдат понадеялся на трех остальных. Возможно, потому, что он был ребенком. Как бы то ни было, теперь он стоял здесь и едва осмеливался дышать. «Если я хоть глазом моргну, — думал он, — они меня сразу прогонят». Так что он и не моргал, и не двигался много долгих минут. Снег ложился ему на капюшон. Он его не стряхивал, и белая нашлепка у него на макушке росла сантиметр за сантиметром.
Когда Алекс почувствовал, что удержал за собой занятое место, что о нем практически забыли, убедившись, что он никому не мешает, он осмелился рассмотреть все как следует.