— Вполне толково, Нанна, — успокоил ее Кетиль. — Совет тебя горячо благодарит. А я пользуюсь случаем сказать тебе, как мы рады, что ты вернулась к нам. Мы тебя не забывали, и все мы очень любили Арпиуса, ты ведь это знаешь. Тебя проводят, куда скажешь.
Тот же стражник, который привел ее, взял женщину за руку. С порога она оглянулась на советников и сокрушенно покачала головой.
— И все это — чтоб он попал-таки им в лапы… вот горе-то… бедный мальчонка…
Совет заседал до поздней ночи. Вспомнили позорное бегство Герольфа десять лет назад, его изгнание с Малой Земли, его заверения в своей невиновности, его унижение перед дядей-королем, его ярость и обещание страшной мести. Подозрения, вызванные гибелью Ивана, сыграли немалую роль в осуждении Герольфа, но еще большую — его характер, воинственный, непокорный и неистовый. Из нынешнего Совета многие помнили то бурное заседание — последнее, в котором он принимал участие, — где он дал выход своей ненависти. Битый час метал он тогда громы и молнии, и никто не мог его остановить.
— Малая Земля! — кричал он, стоя у стола и колотя по нему кулаками. — Малая Земля! Этим все сказано: «Малая»! Вы что, не видите, в чем мы расписываемся, когда говорим: «я — с Малой Земли»? Этот остров нас без конца умаляет. Теснит, ужимает, вы что, не замечаете? А я не люблю ужиматься. Мне нужен простор! История? История — это мы! Королевская библиотека? Вот в чем вы вязнете, вот он, символ! Символ вашей мягкотелости, вашего ухода от жизни! Про что написано в книгах, которые вы там нагромоздили? Про то, как другие народы в былые времена являлись сюда и нас завоевывали. И вот над этим вы гнете спину! И вам это нравится! Позор вам! Позор! Наша страна лежит лапками кверху. Вот вам истина. Она стала страной старых баб! Вы бы лучше прививали своим детям вкус к жизни, к славе! Учите их владеть оружием, сражаться! Чтоб мечтали о победах! О завоеваниях! Их надо растить орлами, а вы из них делаете мокрых куриц!
Он долго еще с неослабевающим жаром развивал эту тему, пока Кетиль, тогда еще молодой, не остановил его, спокойно молвив:
— Спасибо, что открыл нам свои помыслы, Герольф. По крайней мере, теперь будем их знать.
Когда Бьорн вернулся домой, Сельма спала глубоким сном. Впервые после похищения Бриско. Бьорн пожалел будить ее. «Завтра, — подумал он, — завтра скажу ей, кто наш сын». Прежде чем лечь, он поднялся наверх поцеловать Алекса. Взошел по деревянной лестнице босиком, стараясь, чтобы ни одна ступенька не скрипнула, и тихонько отворил дверь спальни. Луна бледно освещала ее. У Бьорна перехватило дыхание: на кровати Бриско одеяло выпукло обрисовывало лежащую фигуру.
— Бриско… — прошептал он.
Мальчик спал в своей излюбленной позе, носом к стенке. Бьорн подошел нетвердой походкой. Протянул дрожащую руку и положил ее на круглое детское плечо.
— Бриско, сынок… вернулся…
— Папа? — откликнулся сонный голос, и из-под одеяла показалась голова Алекса. — Папа… я переселился.
7
Подарок Волчицы
Оставляя в стороне деревни, сани бешено мчались прямо на север. Лошади неслись таким галопом, словно жизнь спасали, отмахивая подъемы и спуски с одинаковой отчаянностью.
— Хей! хей! — выкрикивала женщина, горяча их пуще, и удары кнута обжигали взмыленные бока.
Из-под парусины, которую на него набросили, Бриско слышал эти бесконечно повторяющиеся окрики и выматывающий душу визг полозьев по снегу. Он уже отказался от всякого сопротивления. С туго связанными лодыжками и руками, примотанными к телу рубашкой с мужского плеча, которая для мальчика сошла за смирительную, он больше не рисковал делать попыток к бегству. Все-таки первые несколько километров он еще барахтался и брыкался — не столько в надежде вырваться, сколько чтобы привлечь чье-нибудь внимание, пока его не увезли совсем далеко. «Скоро никакого жилья по пути уже не будет, — думал он. — Чем дальше я еду, тем меньше шансов, что мне придут на помощь». Но добился он только колотушек. Они сыпались на него втемную, сквозь парусину — по рукам, по спине, по голове, он даже уже не понимал, куда его бьют, потому что больно было везде.
— Прекрати! — скомандовала в конце концов женщина. — Покалечишь!
— Да он орет, мадам! — объяснил мужчина.
— А ты не бей, дурень, тогда и орать не будет!
Так что «дурень» больше его не бил, зато сел чуть ли не всей тушей на своего пленника, чтоб тот и шевельнуться не мог. А женщина снова принялась взбадривать лошадей дикими выкриками.