Витька снял ракету, положил на стол и, достав краски, принялся после слова «Луну» пририсовывать восклицательный знак. Ракета была совершенно готова, заряжена порохом, рулончиками и обрезками пленки, но пустить ее было невозможно. Нельзя же такой снаряд пускать в одиночку, чтобы никто из ребят не видел! Не Милке же показывать…
Милочка была уже здесь. Зажав куклу под мышкой, она тихонько подошла к столу и так внимательно наблюдала за Витькиной работой, что даже высунула язык и затаила дыхание, словно рисовал не Витька, а она сама. Ее уже давно мучило желание узнать, что это за штука, с которой брат возится столько времени и каждый раз прячет подальше от нее, на шкаф, чтобы она не могла достать.
— Витя, а чего это, Витя? — умильным голоском спросила она и тронула пальцем ракету.
— Не тронь руками! Снаряд, — сурово ответил Витька.
Милочка помолчала, подумала и осторожно спросила:
— Витя, а Витя, а какой это снаряд? Чтобы стрелять?
— Такой, да не такой. Я им в Луну выстрелю.
Милочка опасливо отодвинулась, но любопытство было сильнее страха, и она опять спросила:
— Витя, а зачем ты будешь в Луну стрелять?
— Отстань! Все равно не поймешь…
Восклицательный знак получился толстый, похожий на морковку.
Все было готово, тоненький серп луны уже появлялся после захода солнца — самое время пускать снаряд, а пускать не с кем. Ракета опять легла на шкаф, а Витька решил отправиться на рыбалку. Пересыпанные спитым чаем, черви лежали наготове в банке под кадушкой с дождевой водой. Витька взял удочки, банку, крикнул Соне: «Я пошел!» — и выбежал на улицу.
Наилучший клев был на молу, но туда далеко идти, с берега Витька никогда не ловил — это было пустым занятием, и он решил пойти на взорванный немцами нефтевоз, затонувший в ковше «Орджоникидзестали». Пробираясь по палубе, он споткнулся о железный прут, банка с червями полетела в люк, и вот теперь после нечаянного купанья, он тоскливо разглядывал вконец перепачканные рубашку и штаны. Можно было подольститься к Соне, помочь ей полоть грядки, тогда, может, все и обошлось бы, но подлизываться Витька не любил, да и грядки полоть не хотелось. И все равно: сначала Соня увидит его таким и раскричится, а только потом можно будет говорить о грядках.
Нет, уж лучше подождать до того времени, когда вернется мама, и самому все ей рассказать. Все-то, конечно, рассказывать нельзя: если бы не этот паренек, он бы, пожалуй, и в самом деле утонул… А парень, видать, ничего, с таким можно и дружить.
— Ты где живешь? — спросил Витька.
— В детдоме. Я еще только начинаю там жить… Может, и не буду, убегу…
— Плохо там?
— Да нет, не потому. Заведующая пристает, кто да откуда… Им только расскажи — они возьмут да и вернут к Жабе.
— А кто это — Жаба?
— Дядька мой. Понимаешь, это такой гад, такой гад…
И Лешка рассказал все.
Витька долго молчал, насупливая широкие черные брови и кусая травинку.
— Знаешь, ты не бойся, — сказал он наконец. — Идем сейчас к нам, а когда придет папа, расскажем ему все. Он скажет, чего надо делать, чтобы тебя к дядьке не вернули. Или сам велит, чтобы не вертали. Эх, если б твой дядька здесь был, он бы ему показал! Думаешь, нет? Вот увидишь!
Лешка не очень поверил, но опять бежать, мыкаться в дороге и в Ростове — это было не такое уж приятное будущее, и он ухватился за надежду отдалить его.
Гром и Ловкий обнюхали Лешкины икры, вопросительно поглядывая на хозяина, и тотчас признали его своим.
Как ни старался Витька избежать встречи с Соней, избежать ее не удалось, но обошлась она лучше, чем он ожидал.
— Батюшки мои! — всплеснула Соня руками, увидев Витьку. — Что это такое?..
— Упал я, тетя Соня, — миролюбиво сказал Витька. — Вот честное слово, нечаянно упал…
— Упал!.. Свинья грязи всегда найдет. Иди переоденься да садись обедать. Вечно тебе особо разогревать надо!..
Лешку тоже посадили за стол, но он так стеснялся, что ни к чему не притронулся и остался голодным.
Из всей Лешкиной истории на Витьку наибольшее впечатление произвела поездка на теплоходе. Он, не скрывая, завидовал, выспрашивал подробности, ругал Лешку, что тот опять не спрятался, и вслух мечтал о таком же путешествии. Потом повел Лешку показывать свое имущество.