Александр резко отвернулся от Мауры. В ярости он вызвал Тиля, а ей со злостью бросил:
– Никогда, слышишь, никогда больше не читай мне нравоучений. Трущобы, в которых ты была сегодня, потому и стали трущобами, что заселены ирландскими дикарями! Перестраивать и улучшать их – только деньги на ветер выбрасывать!
Он ушел в ванную и с шумом хлопнул дверью. Маура даже не попыталась пойти за ним. Александр не прав, но не отдает себе в этом отчета. Он так же неумолим и беспощаден, как лорд Байсестер, о котором рассказывал Кирон. Маура уселась на край высоченной кровати, не зная, что делать. Наверное, скоро ужин, значит, нужно вызвать Мириам, принять ванну и одеться. Но не было никакого желания вызывать Мириам. Маура никого не хотела видеть. Ей хотелось только одного: спокойно объяснить Александру, что такое бедность, что значит быть бедным, объяснить ему, что необходимо сделать, и больше всего хотелось, чтобы они опять стали друзьями.
Из-за закрытой двери ванной доносился голос Александра, он что-то сердито выговаривал Тилю. А вдруг он не захочет ужинать дома после их ссоры? Вдруг уйдет ужинать куда-нибудь в клуб или в ресторан и оставит ее одну с армией враждебно настроенной прислуги?
Маура вспомнила, что сказал Александр об ирландцах. Он назвал их дикарями. Сказал так, потому что ничего не знает об этих людях. Маура была уверена, что, кроме нее, Александр других ирландцев в жизни не встречал. Она понемногу успокаивалась. Маура хорошо понимала, что Александр вырос в холе и неге, защищенный от всех возможных неприятностей в жизни. Хотя он не сказал этого прямо, она поняла, что Александр никогда не бывал в городских трущобах. Если бы он хоть раз увидел своими глазами ужасающие условия, в которых там приходится жить, он бы думал по-другому.
В комнату нерешительно постучали, Маура встала, подошла к двери и открыла ее.
– Я вам нужна, мадам? Вы не звонили… – спросила Мириам, почтительно присев.
– Нет, я позвоню, когда будет нужно, Мириам.
Маура приняла решение. Несмотря на все, что Александр только что ей наговорил, она помирится с ним, и они опять будут друзьями. Если этого не сделать сейчас, трещина в их отношениях может превратиться в непреодолимую пропасть, и исправить положение уже не удастся. От одной мысли о возможном разладе между ними Мауре стало нехорошо. Если это случится, их любви и дружбы уже не вернешь. Не вернешь счастливых дней в Тарне, наполненных любовью и радостью. Этого нельзя допустить любой ценой. По характеру Александр вовсе не был равнодушным и безразличным к людям. Просто с детства его приучили не замечать чужой нужды, не обращать внимания на тысячи бедняков, живущих в нищете в домах, выстроенных на землях Каролисов, не нести за них никакой ответственности. Маура решила воспользоваться страстью, которая связывала их, чтобы сблизиться с Александром не только физически, но и духовно.
Ручка из нефрита на двери, ведущей в ванную, медленно повернулась. Маура лихорадочно начала расстегивать пуговицы на платье.
Александр вошел в комнату, его мокрые волосы блестели, полотенце прикрывало бедра.
Маура посмотрела ему в глаза. Платье соскользнуло с ее плеч на пол. Не говоря ни слова, она перешагнула через него.
У Александра перехватило дыхание, от удивления расширились зрачки, в глазах вспыхнуло желание. Маура начала быстро расстегивать нижнюю рубашку, а Александр громко, так, чтобы его услышал Тиль в гардеробной по другую сторону ванной, сказал:
– Ты мне больше не нужен, Тиль.
Через мгновение они услышали, как отворилась и тут же закрылась дверь, ведущая в коридор.
Рубашка мягко упала к ногам Мауры и обнажила грудь с мегкно-розовыми бархатистыми сосками. Александр сбросил половице на пол и быстрыми решительными шагами подошел к Мауре.
Ближе к вечеру их навестили Чарли и Генри. Чарли зашел, чтобы обсудить с Александром граничащее с нахальством приглашение, которое он только что получил. Он не сомневался, что и Александр получил подобное приглашение от этих выскочек-нуворишей Вандербилтов. Генри заглянул к ним, потому что беспокоился за Александра, боялся, что тот слишком близко к сердцу принял поведение столпов общества на похоронах отца.
– Приглашение на день рождения к Вандербилту, представляешь! – возмущенно воскликнул Чарли, из уважения к Мауре он не позволил себе растянуться как обычно на диване. – Какая наглость! Сколько лет он безуспешно пытается попасть в число гостей Шермехонов, а сейчас ведет себя так, будто он наш постоянный гость и присылает ответное приглашение!
– Да, времена меняются, – невесело протянул Генри. – К тому времени, когда закончится эта проклятая война, всех выскочек вроде Вандербилта уже не удержишь на должном расстоянии. Многие семьи из старой гвардии сейчас переживают нелегкие времена, а выскочки без роду, без племени богатеют на глазах. Боюсь, обществу никуда не деться от этого, хочешь не хочешь, а придется поступиться правилами и принимать всех этих нуворишей.
Из уст Генри эти слова прозвучали как настоящая ересь. Не веря своим ушам, Чарли уставился на него.
– Дядя Генри, неужели вы не шутите? Такие, как командор, – в гостиных у Шермехонов и Рузвельтов?
Генри кивнул, он видел: разговор принимает опасный поворот. Генри знал, что Чарли весьма туго соображает и способен сейчас вслух вспомнить, что Корнелиус Вандербилт – сын простого фермера, а от этого рукой подать до крестьянских корней Виктора Каролиса, и вечер будет безнадежно испорчен.
– Думаю, излишне говорить, что ни ты, ни Александр идти к Вандербилту не собираетесь, и, стало быть, мы можем поговорить о чем-нибудь другом, более интересном.
Генри никак не мог придумать, о чем можно поговорить с Маурой. Сразу видно, что она очень умна, но вряд ли можно ожидать, что девушка ее национальности знает что-нибудь о Гражданской войне в Америке или разбирается в политической жизни. Жаль, не удастся поговорить о самом интересном. Ничего лучше не придумав, он сказал:
– Знаете, моя самая лучшая охотничья лошадь из Ирландии. Я всегда говорил Александру, что ему нужно побывать на конезаводах в Ирландии. – Генри был уверен, что любой, в ком течет ирландская кровь, хорошо разбирается в лошадях.
Александр не слушал Генри. Он в ужасе смотрел на Чарли. Вандербилт рассылает приглашения на бал по случаю своего дня рождения, а он даже не включен в списки приглашенных. Невероятно! Если приглашены все, кто имеет вес в обществе, а со слов Чарли Александр понял, что дело обстоит именно так, – это означает одно: Вандербилт больше не считает, что Александр входит в элиту нью-йоркского общества. Господи, какой-то выскочка Вандербилт! Человек, который когда-то работал на ферме у его отца за сто долларов в год. Человек, которого в молодости не замечал даже Джон Джейкоб Астор.
Тошнота подступила к самому горлу Александра. Беспокойство отца за общественное положение Каролисов теперь не казалось ему пустым и необоснованным. Командор, которому уже за семьдесят, стал миллионером еще в молодости. Но, несмотря на это, такие, как Чарли и Генри, по-прежнему относятся к нему с высокомерным презрением. Даже третьему поколению Асторов до сих пор не прощали, что старый Джон Джейкоб ел когда-то горох ножом, и если бы не удачный брак, он так и не попал бы в высшее общество. Точно так же попал туда и Виктор Каролис. Только благодаря удачному семейному союзу с девушкой из высшего света перестали вспоминать его крестьянское происхождение, а теперь из-за женитьбы Александра об этом опять вспомнили.
Александр посмотрел на Мауру, один вид ее был для него спасательным кругом. Они только что были вместе, любили друг друга с жадностью, страстно, самозабвенно. Сейчас Маура светилась радостью, излучала счастье. На ней было платье из бледно-лимонного шелка, с низким по моде вырезом, волосы сияли отблеском бесчисленных люстр. Александр улыбнулся ей, он все еще слышал, как она кричала от восторга, лежа в его объятиях, как отвечала поцелуями на поцелуи, ласками на ласки. Маура была воплощением всего, о чем только мог мечтать мужчина. Она была страстной, волнующей, непредсказуемой, не знала ложного стыда. Он забыл о командоре и за весь вечер ни разу не вспомнил о Дженевре.