Рауль по-прежнему был сама невозмутимость.
- Какие, например?
- Например… - в притворной задумчивости Рене устремил глаза к потолку, а затем, молниеносно выхватив револьвер из кармана, щелкнул курком и направил дуло прямо своему собеседнику в лицо, - ну например, сволочь, сколько тебе заплатили?
Рауль издал жалкий задушенный звук, будто хотел вскрикнуть, но в последний момент передумал. Потом, пошатнувшись, сделал попытку отступить в сторону (не без мстительного удовольствия Рене заметил, что ноги явно с трудом слушаются его), но Рене продолжал держать его на мушке - и, чего таить, искренне наслаждался происходящим.
- Говорят же, что от самых больших тихонь всегда больше всего проблем, - выплюнул он с крайним презрением. - Кто бы мог подумать, что ты впутаешься в такое дерьмо? А ведь он тебя так ценил… и дня не проходило, чтобы не сказал мне, как ты прекрасно справляешься с делами и что мне нужно брать с тебя пример.
- Я… я… - все хладнокровие Рауля испарилось, и теперь ему сложно было даже говорить, не заикаясь при этом, - я не понимаю…
- Так я тебе объясню, - охотно добавил Рене. - Сегодня днем я был в гостях у одной девицы по имени Вивьенна Вильдерштейн. Не застал ее, правда - она, бедняга, умерла вчера, - зато увидел там некоторые вещи, которых совершенно точно быть там не должно. А ее мамаша, та еще мегера, вспомнила тебя. Что ты там забыл, Рауль? Приходил вынюхивать? Или прибрать за собой?
Он ожидал, что прямые обвинения сделают свое дело: Рауль, застигнутый врасплох, съежится еще больше, а потом и расклеится окончательно, но тот внезапно сделал прямо противоположное - выпрямился, расправил плечи, устремил на своего противника взгляд, полный мрачной непреклонной решимости; даже мягкие черты его лица будто окаменели, ожесточились, приобретя выражение человека, осознавшего со всей полнотой, что терять ему больше нечего.
- Что ж, - проговорил он твердо, пусть и едва слышно, - по крайней мере, меня вы убьете быстро.
Чего-чего, а этого Рене никак не мог ожидать.
- Что?..
Рауль, бледный как полотно, но не показывающий более и толики испуга, сделал шаг к нему, заговорил звенящим от гнева голосом.
- Как могли вы сделать то, что сделали? Как могли быть так безжалостны? Он доверял вам! Отличал вас! Считал, что вы достойны самых высоких постов! Но вам было мало, верно? Вы не хотели ждать, хотели получить все - здесь и сейчас, и вам было все равно, на что ради этого придется пойти!
- Что?.. - только и смог пробормотать Рене. Дальше он говорить не мог - в горле будто поставили заслонку.
- Теперь вы пришли заткнуть мне рот, - Рауль усмехнулся с совершенно не свойственным ему сарказмом. - Как обставите дело? Как самоубийство? Что же, лучше уж так, чем… проходить через все то, через что вы заставили его пройти.
- Да вы… - потрясенное оцепенение дрогнуло, будто треснули оковы, сковавшие Рене по рукам и ногам, правда, умение владеть собой вернулось к нему не в полной мере. - Да вы с ума сошли! В чем вы меня обвиняете?!
Рауль немного помолчал, прежде чем ответить. Похоже, и его отчаянной решительности был только что нанесен значительный ущерб.
- В убийстве, - проговорил он, но уже без былой уверенности. - Вивьенна Вильдерштейн…
- Да я никогда ее не встречал! - взревел Рене, опуская револьвер; пристрелить Рауля ему больше не хотелось, а вот дать ему как следует в лощеную морду - очень даже. - Я с трудом ее нашел, я хотел с ней поговорить, узнать, кто ей помогал, но не успел! А ее мать сказала, что к ней приходили вы…
- С теми же самыми целями, - протянул Рауль с ошеломлением. - Мне удалось понять роль мадемуазель Вильдерштейн в случившемся, но вместе с тем я и понял, что она не осуществила бы свой замысел в одиночку. У нее был сообщник - кто-то из людей нашего круга.
- Да, - подтвердил Рене и прибавил совсем уж глупо. - Я думал, это вы.
- Я думал, это вы, - ответил Рауль тем же тоном. - Похоже, нас столкнули лбами.
- Похоже, - сказал Рене, снимая револьвер со взвода; как часто бывало с ним после неудач и поражений, в первую минуту он чувствовал не ярость или желание найти виноватого, а холодное и пространное опустошение. Нужно было перевести дух, расставить по местам мысли - наверное, Рауль занимался тем же самым, потому что с полминуты они оба молчали, а потом Рауль вдруг сказал - со своим обычным спокойствием, почти по-светки:
- Выпить?
Рене встрепенулся.
- Не откажусь.
Если честно, он был уверен в том, что хозяин дома прикажет ему убраться прочь и никогда больше не появляться на пороге, и поэтому не торопился узнать, что стало причиной внезапного Раулева гостеприимства. Впрочем, гадать долго не надо было: наверняка ему было любопытно узнать, что успел раскопать Рене за время своих поисков, и ради этого он готов был закрыть глаза даже на то, что его едва не подстрелили, как зайца.
- Как вы нашли мадемуазель Вильдерштейн? - поинтересовался он, проводив Рене в гостиную и вручив ему бокал коньяка. Рене отпил с удовольствием, чувствуя, как волна блаженного тепла окатывает взбудораженные нервы.
- Это было непросто. Все началось с того, что я, получив назначение в январе, узнал о том, что… - тут он замялся, вспомнив о том, что сообщил ему начальник министерской охраны, - в общем, что некоторые из нас…
- Пользуются услугами людей, обладающих экстраординарными способностями, для собственной защиты? - ровно уточнил Рауль и поджал губы, перехватывая взгляд Рене. - Напомню вам, что я занимал пост генерального секретаря Елисейского дворца. Вы считаете, что я мог быть не осведомлен о подобных вещах?
- Тогда вы были осведомлены и о том, - сказал Рене тише и значительнее, - что c его защитой все было… не совсем так, как казалось на первый взгляд.
Рауль не ответил ему, но и его молчания оказалось для Рене достаточно, чтобы понять все.
- Как вы поняли, что что-то не так? - осведомился он, отпивая коньяка и расслабленно раскидываясь на диване: тот был чертовски удобным, мягким, как перина, и Рене пожалел, что соображения приличий не позволят ему, порядком уставшему за день, растянуться на нем в полный рост.
Рауль еще сомневался - по счастью, недолго.
- Во время поездки на Кавказ. Там я увидел… словом, у меня появилась догадка, что болезнь президента может иметь сверхъестественную природу. Я поговорил с начальником охранной службы. Он уверил меня, что это невозможно благодаря работе “щита”. Но меня не удовлетворили его объяснения.
Рене кивнул.
- И что вы сделали?
- Решил поговорить с этим человеком с глазу на глаз, - сообщил Рауль важно. - Мой доступ к делам президента позволил мне узнать его имя. Ее имя.
- Гвендолин Орейли, - негромко сказал Рене и добавил, заметив, как вздрогнул его собеседник. - Что вас удивляет? У меня ведь теперь тоже есть доступ.
Если Рауля и покоробил тот факт, что он - не самый осведомленный о подоплеке дела человек в этой комнате, то ему довольно быстро удалось с собой справиться; по крайней мере, он продолжил бесстрастно, будто излагал отчет:
- Я нашел кое-что о ней. Ее семья - ирландского происхождения, сама она родилась в западной Бретани. Ее отец умер, когда ей было пять лет, и мать увезла ее в другую часть страны, где у нее жили кое-какие родственники.
- Департамент Канталь, - выговорил Рене на вздохе.
- Именно. Позже она переехала в Париж и именно там, очевидно, попала в поле зрения специальных служб. Я нашел ее имя в реестре “подлежащих наблюдению лиц” за 1932 год. Последнее упоминание о ней - восемью годами позже, незадолго до начала войны. Она пыталась под чужим именем выехать в Испанию. Дальше - никаких следов.
- У вас это не вызвало подозрений?
- Разумеется, вызвало. Но других сведений я найти не смог. Гвендолин Орейли просто исчезла.
Рене улыбнулся, понимая, что хоть в чем-то да сумел обскакать своего дотошного коллегу - исключительно приятная мелочь, поселившая в его душе отголоски азартного торжества.
- Не совсем так. Мадам Орейли не повезло. Немцы всегда проявляли интерес в отношении людей с необычными способностями. Они хотели узнать их природу, понять, можно ли наделить такими способностями всех людей, принадлежащих к господствующей расе. Ими были устроены тайные лагеря, где они ставили над этими несчастными эксперименты… один из них находился на территории Эльзас-Лотарингии. Мне удалось найти доклад генерала Леклерка о том, что наши войска обнаружили в этом месте. Гвендолин Орейли была среди жертв. Она мертва уже тридцать лет. При всем желании, она не могла бы стать президентским “щитом”.