— Простите, что заставил ждать, господин министр, — Робье, грузный мужчина с огромными руками, которыми он мог, наверное, обхватить слона, приблизился к нему, слегка запыхавшись. Бертран нетерпеливо кивнул, показывая, что хочет немедленно перейти к делу.
— Вам необходимо восстановить оплату расходов особого назначения, — заявил тот сразу, без обиняков. — Если вы этого не сделаете, то ваша деятельность на посту министра… может оказаться под очень серьезной угрозой.
— Действительно? — иронично переспросил Бертран. — Кого же Фредерик прикормил на этом посту? Кого-то из детей президента?
Робье мелко вздохнул и, кажется, поборол искушение с силой прижать к лицу ладонь.
— Нет, господин министр. Сумма, которую вы видели — это действительно расходы на вашу охрану. На другую охрану, если можно так сказать.
Бертран окончательно отказался что-либо понимать. Похоже было, что один из них двоих не в себе — и Бертран был склонен думать, что свихнулся Робье.
— Какую еще другую? — спросил он. — От чего или кого меня могут охранять за такую сумму? От похищения пришельцами?
«Лучше бы кто-нибудь охранял меня от вашей глупости», — едва не сказал он в сердцах, но Робье успел открыть рот первым:
— Господин министр, что вы сделаете, если я скажу вам, что магия существует?
========== Глава 2. Особая охрана ==========
«Бакардия сегодня»
17.01.2017
12:34 Тайные брюссельские переговоры? Новый виток интриги Бакардия-ЕС
<…> В отличие от своих предшественников, президент Фейерхете с первого дня своего избрания говорит о том, что не следует враждебно воспринимать возможность получения Бакардией полноценного членства в ЕС. Лозунг «В ногу со временем, в ногу с Европой» был одним из определяющих в кампании Фейерхете 2014 года и, возможно, позволил ему получить преимущество (52,4%) во втором туре выборов, но вместе с этим вызвал и массу недовольства. Среди правящей элиты страны, в особенности в партии «Свободная Бакардия» (до 2010 года — «Социал-демократическая партия Бакардии»), к которой принадлежит президент, тон всегда задавали евроскептики, однако Фейерхете смог объединить вокруг себя тех, кто, по крайней мере, не встречает европейский проект в штыки. Тем не менее, о возможности вхождения Бакардии в состав европейского сообщества он высказывается очень осторожно, не желая обострять противоречия как внутри партии, так и среди населения страны.
Как известно, наибольшее число голосов за Фейерхете в 2014 году отдали жители крупных городов и конгломератов: Буххорна, Равенсбурга, Линдау и проч., между тем среди жителей провинции и сельской местности процент симпатий к избранному президенту был и остается чрезвычайно низок. Причина подобного расслоения кроется в неудавшейся про-европейской реформе 1996 года, предпринятой по инициативе президента Альбрехта Витта: больше всего от нее пострадали владельцы небольших сельскохозяйственных угодий, чья продукция не смогла составить адекватную конкуренцию той, что планировалось импортировать из сопредельных стран. После долгих протестов, ядро которых составляли бакардийские фермеры и виноделы, реформа была свернута; сам Витт назвал эксперимент «провалившимся». С тех пор идеи объединения с Европой не дают всходов на бакардийской земле — жители «маленькой Бакардии» неизменно предпочитают на выборах тех кандидатов, которые придерживаются принципов обособленности и протекционизма.
Другой непримиримый противник европейского объединения, на первый взгляд, не имеет с «маленькой Бакардией» ничего общего, однако его мнение может быть в глазах политической элиты куда более весомым, чем мнение жителей провинции. Это Фабиан Аллегри, сын героя войны и Сопротивления Фердинанда Аллегри, глава «Банка Аллегри», в прошлом году отметивший 90-летие. Несмотря на возраст, он непреклонно придерживается позиции по европейскому вопросу, которую озвучивал неоднократно в своих выступлениях и интервью. «Что такое Европа? — спрашивал он в 2006 году, комментируя результаты президентских выборов (победу одержал Северин Гласьер, нарушив многолетнюю гегемонию представителей «Социал-демократической партии» на президентском посту). — Мне она представляется чем-то вроде огромной системы сообщающихся сосудов, а в такой системе, как всем известно из школьного курса физики, должен соблюдаться основной принцип — принцип равенства. Это хорошо для тех, кто не может похвастаться высоким уровнем своего, назовем это так, содержимого — им щедро добавят недостающего из запасов того, у кого содержимого в избытке. Я не хочу быть тем, кто расшвыривается своими запасами ради гипотетического светлого завтра для кого-то другого. Я не вижу ни одной причины, по которой Бакардия должна объединяться с Европейским Союзом — кроме, конечно, той, что кому-то не терпится отгрызть от нас кусок и подбросить его кому-нибудь еще».
Господин Аллегри не отошел от дел и управления банком, хоть и мало показывается на публике в последние годы, и ничто не говорит о том, что его точка зрения на вопрос объединения Бакардии и ЕС могла претерпеть какие-то изменения. Можно предположить, что открытое заявление Фейерхете в пользу дальнейшего расширения сотрудничества с ЕС приведет президента и его сторонников к открытому конфликту с Аллегри и его окружением — в таком конфликте не заинтересованы, по крайней мере сейчас, ни на той, ни на другой стороне. <…>
***
Бертран подождал немного, пока его собеседник засмеется, но единственным донесшимся до него звуком было посвистывание ветра. Робье смотрел на него упрямо и серьезно — так, будто не произнес только что какую-то чушь, взятую им со страниц сборника детских сказок.
— Шутка затянулась, — сказал ему Бертран, улыбаясь в знак того, что оценил идею по достоинству. — Вы отработали прекрасно, но, пожалуй, пора прекращать. Кто это все задумал? У вас с собой скрытая камера?
— Господин министр, — протянул Робье убито, будто Бертран бесповоротно разочаровал его в собственной персоне, — вы не понимаете, я не шучу…
Тем временем Бертрану становилось все холоднее, особенно в отсутствие шарфа, и он отступил от Робье, спрятал замерзшие ладони в карманы, думая уже развернуться и удалиться к себе.
— Конечно-конечно. А теперь извините, но у меня масса действительно важных дел.
— Подождите! — с ловкостью, которую сложно было заподозрить в таком неповоротливом на первый взгляд человеке, Робье оказался перед ним, не давая пройти. — Разве смерть вашего предшественника не навела вас на мысли о том, что она не случайна?
Бертран остановился. Внутри у него что-то скользко содрогнулось, проползло по груди гибким холодным змеем, ненавязчиво, но ощутимо обвилось вокруг горла.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, стараясь не меняться в лице. Робье склонился к нему, заговорил, понизив голос, будто их могли подслушать, хотя в саду они были одни — в морозную погоду, что захватила Буххорн и не собиралась отступать, мало было охотников выходить на улицу без лишней нужды.
— Господин Бергманн стал жертвой… невидимой глазу силы, которая убила его. Эту силу породила… неприязнь, что испытывало к господину Бергманну очень большое число людей. Так это работает, та «магия», о которой я говорю вам: сильные эмоции толпы, направленные на одного человека, могут нанести ему непоправимый вред. Тем, кто находится у власти, давно об этом известно. И поэтому им требуется особая охрана.
— Что за бред, — выдохнул Бертран, отступая. Осознавая понемногу, что Робье и не думает шутить, он неизбежно пришел к единственному выводу, который ему оставался: господин начальник охраны, должно быть, повредился умом. Нужно было как можно скорее сбежать, но не вызывая при этом злости у сумасшедшего, которая легко могла приобрести самые зловещие формы. Кто знает, что придет Робье в голову в следующую секунду? Может быть, что Бертран одержим каким-нибудь демоном, и лучше будет его пристрелить?