Это вдохновляет.
Прежде чем оставить телефон в покое, Бертран предусмотрительно выключил на нем звук, но никто больше не писал и не звонил ему, пока не пришло время исчезнуть из министерства - а для этого у него при содействии Микаэля был разработан целый план. Сейчас, когда вокруг здания роились журналисты, маскируясь под зевак и обывателей, проходящих мимо или занимающих столики в кафе напротив, думать было нечего о том, чтобы выйти или даже выехать на автомобиле через главные ворота - вся толпа непременно устремилась бы за министерской машиной, что подвергло бы планы Бертрана серьезной угрозе. На этот счет и был предусмотрен отвлекающий маневр: шофер, что возил обычно Микаэля, сел за руль Бертрановой машины и неспешно, как и должно тому, кто везет министра, выехал на улицу, направившись в один из ближних пригородов - там ему предстояло провести, будто в ожидании чего-то, около получаса, а затем как ни в чем не бывало вернуться обратно. Шофер Бертрана же поджидал его у второго выхода, который называли “служебным” - обычно им пользовались младшие сотрудники и персонал, но сейчас Бертрану было не до того, чтобы презрительно морщить нос. В машине, которую одолжил ему Микаэль, было по-своему удобно, хоть и салон насквозь пропах табаком; оказавшись на заднем сиденье, Бертран жестоко пожалел, что не может открыть окно, ведь это означало бы выдать себя любому случайному прохожему.
- Угол улицы Магнолий и улицы Сократа, - сказал он шоферу, обмахиваясь, чтобы разогнать запах, раскрытой ладонью, - побыстрее.
- Да, господин Одельхард, - отозвался тот, заводя мотор. - Вы… не будете возражать, если после этого я отлучусь ненадолго?
- Не буду, - ответил Бертран, глянув на часы. - У вас есть время до полуночи.
- Спасибо, господин Одельхард.
Останавливать машину на площади у собора Бертран больше не рисковал: все больше становилось в городе людей, которые могли бы узнать его в лицо. Приходилось сворачивать в переулки, где автомобиль едва мог разъехаться с велосипедистом или водителем мотороллера - к счастью, вечерами там было довольно безлюдно, только можно было встретить компанию подгулявших туристов, которым до Бертрана не было никакого дела - наверняка у них в стране, какой бы она ни была, довольно было и своих Бертранов.
И все же долго так продолжаться не могло: рано или поздно кто-нибудь обязательно бы “засек” его регулярные визиты в этот квартал, но Бертран, сколько ни старался, не мог откровенно ответить себе на вопрос: пугает ли его эта перспектива или он подспудно ждет ее, как некоей точки невозврата? Он вспоминал свое буххорнское жилище, в которое возвращался последнее время только затем, чтобы несколько часов поспать; пустое и просторное, оно включало в себя достаточно места для двоих, даже если с одним (вернее, с одной) переезжает еще и целая армада барахла. Вдобавок, и Катарина вернулась - когда, если не сейчас, требовать у нее развод?..
“Позже, - думал Бертран, выходя из машины и нервно оглядывая узкий, полутемный переулок. - Подумаю об этом позже”.
Хильди встретила его, одетая в легкое платье, до смешного не сочетающееся с пушистыми домашними тапочками.
- Наконец-то! Я почти закончила…
По квартире расплывался аромат чего-то потрясающего, от чего у Бертрана моментально свело в животе. За сегодняшний день он съел только завтрак и пару бутербродов - не хватило времени даже на легкий обед, и поэтому полноценный ужин пришелся бы очень кстати.
- Я никогда раньше не пробовал, как ты готовишь, - сказал он, пройдя в кухню и водрузив на стол припасенную бутылку вина - секретарь доставил ее еще днем, и она дожидалась своего часа, стоя в кабинете Бертрана на высокой полке рядом с резными часами.
- Я это не очень люблю, - ответила Хильди, не переставая азартно помешивать что-то в кипящей кастрюле. - Только если настроение есть. Но тебе точно понравится! Это любимое блюдо Ферди - рыба “по-боденски” с рагу из фасоли. Он всю жизнь провел в разъездах по Бакардии, поэтому любил простые блюда…
- Я готов довериться вкусу Его Величества, - заверил ее Бертран, опускаясь за стол - и чуть не вскрикнул, боковым зрением заметив шевеление за окном. Шевелилось что-то белое, и первая мысль Бертрана против его воли была о призраке или еще какой-то явившейся по его душу чертовщине, но у него тут же отлегло от сердца, когда он услышал из-за стекла громкое и требовательное “мяу”.
- Похоже, у нас еще один гость, - усмехнулся он, приоткрывая раму, позволяя усатой пушистой морде деликатно сунуться в кухню. Хильди бросила хлопотать над кастрюлей, обернулась и воскликнула, увидев кота:
- Шафран! Что, услышал, как тут пахнет? Я открывала окно…
Кот ответил ей еще одним “мяу”, усевшись на подоконнике - формой своего тела он напоминал шар, и Бертран поразился про себя, как такие тонкие лапы могут удерживать столь внушительный вес.
- Это кот соседей, он часто сюда заходит, - пояснила Хильди, прежде чем, жестом попросив Бертрана отодвинуться, высунула голову в раскрытое окно и крикнула куда-то наверх: - Господин Джамаль! Шафран опять тут!
- Не давай ему ничего, Хильди! - крикнул в ответ мужской голос с отчетливым акцентом. - Врач прописал ему диету!
- Ну вот, видишь, - сказала Хильди коту немного виновато, отойдя от окна, - тебе нельзя. Слышал?
Она вернулась к плите, предусмотрительно отставив подальше блюдо, наполненное сырыми кусками разделанной рыбы; поняв, что от нее угощения ждать не приходится, кот обратил черные, просящие глаза к Бертрану.
- Нет, нет, нет, - рассмеялся тот, чуть отодвигаясь. - Имей совесть. В стране кризис. Дотаций не будет.
Он не думал, конечно, что кот его поймет - но тот, на удивление, повел себя так, будто действительно понял. По крайней мере, взгляд его стал явственно обиженным; развернувшись, он с неожиданной для своей комплекции проворством шмыгнул куда-то вниз - Бертран даже испугался на секунду, не совершит ли незваный гость прыжок с высоты третьего этажа, но выглянул наружу и увидел, что тот скрылся на проходящей прямо под окном узкой пожарной лестнице. Там же его гордо поднятый хвост мелькнул перед тем, прежде чем окончательно исчезнуть внизу; проводив его взглядом, Бертран потянулся закрыть окно, и в этот момент Хильди торжественно объявила:
- Остался последний штрих - просто обжарить рыбу в оливковом масле, красном перце и… о, боже мой!
- Что такое? - вскинулся Бертран. - Что-то случилось?
Хильди распахнула холодильник, принялась шарить по полкам, но видно было, что делает это она скорее от безнадежности.
- Вино! Я совсем забыла про вино! - убито проговорила она. - В “рыбу по-боденски” вино добавляют непременно! Хотя… подожди, ты же принес бутылку!
Бертрану потребовалась несколько секунд, чтобы убедиться, что она не шутит.
- Стой-стой-стой, - торопливо сказал он, не давая Хильди схватиться за бутылку и на всякий случай прибирая вино себе от греха подальше, - что ты делаешь? Это же “Шато-Марго” девяносто шестого года!
Хильди уставилась на него, чуть приподняв бровь.
- И что? Оно не подойдет?
Бертран открыл было рот, чтобы объяснить, но вовремя себя предостерег - лучше было направить свои силы на практическое решение проблемы, тем более оно было перед ним, как на ладони.
- Не трогай это вино, пожалуйста. Сейчас… - он достал из кармана телефон, чтобы набрать шофера, но тут же вспомнил, что отпустил его до полуночи, и брякнул, прежде чем успел обдумать собственные слова, - я принесу еще одну бутылку. Скажи только, куда идти.
“Полное безрассудство”, - вот что сказал бы ему любой человек, сохранивший в своем мозгу хотя бы ничтожное количество здравого смысла. Бертран, на самом деле, и без того в достаточной степени это понимал. Понимала, кажется, и Хильди - но сугубо на свой лад, потому что на Бертрана она воззрилась с почти священным ужасом.
- Ты? Ты пойдешь в магазин? А ты… ты справишься?
Этого Бертран ожидал в последнюю очередь.
- Хильди, - напомнил он ей мягко, но настойчиво, - я занимаю не последний пост в правительстве этой страны. Думаю, я способен на такую мелочь, как приобретение бутылки вина.
- Да, но… - несмело начала она, но тут же, с чем-то смирившись, поманила Бертрана к окну. - Видишь, там, в конце улицы? Вывеска горит. Они еще открыты. Я туда всегда хожу.