- Это все, - повторяла она, всхлипывая и давясь, - это все, это все…
Бертран остолбенел. Раньше он не видел, чтобы она плакала - и это его огорошило. Хильди могла быть грустной, задумчивой, отрешенной от всего, но слез в ее глазах Бертран не видел никогда - и увидел теперь, в тот же вечер, когда его ослепило осознание того, что она смертна, что ее жизнь необыкновенно хрупка, что одной-единственной случайности достаточно, чтобы навсегда забрать ее от него - и больше всего на свете он желает сберечь ее и сохранить.
- Хильди, - он опустился с ней рядом, попытался развести в стороны ее руки, но она упорствовала, уворачивалась, пыталась загородиться, - Хильди, с тобой все будет в порядке, это просто послед…
- Никто не поверил мне, - заговорила она сипло и надорванно, - никто никогда не поверил бы мне.
- О чем ты? - Бертран уверен был, что она несет бессмыслицу, что язык и мозг не подчиняются ей, пока она не оправилась от пережитого, но принял правила игры, полагая, что так быстрее получится ее успокоить. - Во что нужно было поверить?
- В них, - сказала она очень твердо для человека, на которого из-за рыданий напала икота. - Во Франца и Ферди. Они любили друг друга.
Бертран ожидал чего угодно, но не этого.
- Король и фаворит? Ты считаешь, что…
- Я не считаю! - вдруг почти выкрикнула она с необыкновенным ожесточением, выпрямляясь, вперивая в Бертрана яростный взгляд. - Я знаю! Я знаю, как все было! На самом деле, в жизни! Я хотела рассказать об этом, потому что только о том и нужно рассказывать! Но они не поверили… никто не поверил…
- Кто не поверил, Хильди? - Бертран не подал виду, что ее вспышка выбила его из колеи. - Кому ты рассказала?
Он не сразу понял, что она не кривится, а пытается усмехнуться.
- Цивилам, конечно же. Вы, цивилы, странные. Во столько всего верите - а в то, что действительно есть, не поверите никогда.
Бертран счел момент подходящим, чтобы сунуть ей под нос узо, и она хлебнула из бутылки, не глядя, закашлялась, прикрыла ладонью рот.
- Пей все, - приказал он, и Хильди послушно сделала еще глоток.
- А потом я заболела, и меня отчислили, - продолжила она, когда бутылка оказалась опустошенной, - места на факультете сократили, а у меня… и без того не очень было с посещаемостью. Так все и закончилось. И я сама - тоже… закончилась, получается.
“Разные способы”, - вспомнил Бертран, скрипнув зубами. Это было несправедливо - но выходило теперь так, что всепоглощающая, всесильная несправедливость довлеет над всем, что происходило и происходит, и все, кроме самого Бертрана, отказываются замечать это. Он не был настолько наивен, чтобы думать, что несправедливость эту возможно побороть; между тем, он должен был попытаться выцарапать у нее хоть крупицу того, чему люди успели дать сотни возвышенных и поэтичных имен - и поэтому произнес, вновь обнимая Хильди за плечи:
- Я тебе верю.
Она не стала изумленно вздыхать, не стала переспрашивать, не бросилась ему на шею. Просто прислонилась лбом и переносицей к его плечу - очень устало, на пиджаке обязательно останется след от слез, - и попросила еле различимо:
- Останься.
Надо было заранее знать, что так будет. Бертран знал - и все равно оказался внутренне не готов к тому, что оказался должен ответить.
- Не могу.
Может, стоило объяснить, что руководит им не обычная жестокая блажь, но он не в состоянии был сейчас даже думать о заседании, о заплывшей физиономии Фейерхете, о том множестве слов, одинаково громких и бессмысленных, что совсем скоро сгустятся вокруг него, сомкнутся, как кольцо окружения.
- Я приду так быстро, как смогу, - пообещал он на прощание. Хильди смолчала, больше не пытаясь его остановить. - Завтра утром. Или послезавтра.
Ни завтра, ни послезавтра прийти он не смог.
========== Глава 18. Шанс ==========
“Бакардийское трудовое сопротивление”
08.08.2017
“Бакардия не позволит унизить себя” - речь Идельфины Мейрхельд на митинге в Буххорне 05.08.2017 [видео]
<…>Кого же мы видим во главе нашей страны уже долгие годы? Кучку лицемеров-бюрократов, которые считают себя вправе делать, что им угодно, не принимая во внимание мнение бакардийского народа - нас с вами, ради которых, как они уверяют, они и стараются, не покладая рук. Где же плоды их стараний? Ответа на этот вопрос мы не можем получить четыре десятка лет, хотя задаем его раз за разом, все громче и громче. Что же нам нужно сделать, чтобы оказаться услышанными? Могут ли эти люди услышать нас? Кто мы для них - не очередная ли проблема, которую нужно решить? Задушить нас долгами и налогами, отобрать у нас право высказываться, превратить нас в покорных глупцов, которые бредут, куда им скажут, не поднимая головы? Мы слушаем одно и то же десятилетиями, видим вокруг себя одно и то же - неважно, кому принадлежат говорящие головы на нужных постах: “Свободной Бакардии” или “Республиканскому действию”. Они перебрасывают власть друг другу, как игрушку, но есть ли между ними хотя бы миниатюрная разница? Я так не думаю. Все они - одинаковы в своем бесчеловечном равнодушии, в своей одержимости цифрами, в своей уверенности, что они знают лучше, а мы, те, за чей счет они существуют - всего лишь стадо легковерных идиотов!<…>
“Движение за единую Бакардию”
“Бакардия - вот единственное, что должно иметь значение” - речь Леопольда фон Фирехтина на митинге в Буххорне 06.08.2017
<…>Я признаюсь вам сегодня, друзья мои - мы живем в ужасные времена. Времена, когда само понятие человека и человечества оказывается попрано, когда речь идет о “прибыли” - любой, денежной или политической. Я мог бы молчать об этом - за меня говорила бы кровь погибших в “Цетрине” в прошлый понедельник. Ужасное, чудовищное преступление, которое стало возможным в нашей стране лишь потому, что люди, принимающие решения, поставили свои личные амбиции выше безопасности собственного народа! Кто же эти люди, кто правит нами, от кого зависит наше благополучие и наша жизнь? Есть ли им до нас какое-то дело? Не являемся ли мы для них бессловесной, безликой массой, обращать внимание на которую нужно лишь в те моменты, когда нужно в очередной раз реанимировать свой стремительно падающий рейтинг? Мы отдаем им свои голоса, но вместе с тем - и наше доверие. Заслуживают ли они того, чтобы им доверять? Каковы их истинные намерения и о чьей пользе они по-настоящему заботятся? Репертуар спектаклей, что они разыгрывают перед нами, не меняется уже сорок лет - может быть, нам пора перестать быть молчаливыми зрителями в зале?<…>
“Новости Бакардии”
12.08.2017
18:45 Реформа Одельхарда: в городах Бакардии проходят масштабные акции протеста
19:04 МВД: около 70 тыс. человек участвовали в уличных волнениях в Буххорне
19:40 Погром на бульваре Поликсена I: начались столкновения с полицией [видео]
20:05 Около 15 тыс. протестующих вышли на улицы Кандарна
20:07 Протестующие перекрыли главные улицы в Линдау
20:45 Патрис Альверн: “Мы сделаем все возможное, чтобы избежать провокаций”
21:00 Дополнительные полицейские резервы переведены в полную готовность в столице
***
Наверное, Бертран нажил себе массу врагов на том заседании, но не ощущал по этому поводу ничего, кроме глубокого мстительного удовлетворения. Оставив тогда Хильди, он еле успел ко времени и влетел в зал тогда, когда все уже успели рассесться за столом; может быть, его появление оставили бы без внимания, но Бертран сам решил его к себе привлечь - слишком невыносимо было держать в себе то, что обжигающе бурлило в нем, почти до боли распирая ребра.
- Нам нужно понять, что говорить общественности, - бурчал Фейерхете, раздраженно перелистывая бумаги в лежащей перед ним папке. - Что с тем… вторым стрелком? Его поймали?
- Он пытался скрыться на заброшенном складе в восточном предместье, - доложил Патрис, изрядно вспотевший от волнения. - Его ликвидировали.
Фейерхете кивнул.
- Это хорошо. Позаботьтесь о том, чтобы исполнителей этой операции приставили к наградам.
Министр внутренних дел Тобиас Линч, молчаливый, краснолицый, выразительно сделал пометку в своем блокноте. Фейерхете, правда, в его сторону и не взглянул.